— Патруль — И — неожиданно включилась в беседу рация — проскочили поворот, потеряли контакт….

— Стоим — тут же ответил профессор в микрофон, притирая «газончик» к обочине — Вопросы?

— Вопросов нет, ошибку поняли, контакт восстановим ориентировочно через 5-10 минут…

— Ждем — Овер…

На приборной доске замигала зеленая лампочка. — В будке беспокоятся, зачем встали — усмехнулся профессор.

Он потянулся, расправив плечи, с треском вытянул «ручник», и, не глуша двигатель, открыв дверку, легко выскочил из кабины.

— Личный состав, разойтись, оправиться, девочки налево, мальчики направо — скомандовал он, постучав по зеленому боку будки — стоянка поезда пять минут.

Жору не покидало ощущение, что Пасечник, вроде как вырвался на волю, и радуется, как пионер в походе.

Михалыч не спеша вылез с правой дверки будки, деловито обошел машину, пощупал ступицы, послушал рокочущий двигатель. Удовлетворенно кивнул, и двинулся за ближайший кустик, Наташа предпочла из машины не выходить. Уже через минуту-другую, Михалыч, кряхтя, залезал обратно в будку. Поскольку проехали всего ничего, Жора, не испытывая естественных потребностей, просто стоял, и дышал чистым ноябрьским воздухом Подмосковья.

— Видим вас — радио было слышно даже снаружи, — Готовы продолжать движение.

Экипаж — по машинам — вновь скомандовал профессор, хотя все, кроме Жоры, уже находились внутри.

— Так вот, — продолжил Пасечник, когда они с Жорой залезли в кабину. Профессор, включая передачу, скрежетнул коробкой и слегка поморщился от своей промашки — Я прекрасно понимаю, что рано или поздно до нас доберутся те или иные спецслужбы. Такая тайна не может быть бесхозной достаточно долго. До сих пор мне удавалось навести «тень на плетень», да и российским властям пока не до тотального контроля за всем. Но, возня америкосов вокруг нас долго без внимания не останется — найдется умная голова, и сложит дважды два. Я, конечно, при развале «конторы» попытался подчистить хвосты от наших исследований, но всего не уберешь. Пока они при деле, и будут растаскивать по норкам наследство СССР — время есть, но, рано или поздно, на нас обязательно выйдут.

— А кто это «они» — спросил Жора — это кто-то конкретно?

— Да нет — пожал плечами Олег Васильевич — у меня есть, конечно, пара-тройка фамилий, но персонификация здесь бессмысленна. Это такая обобщенная порода людей. Тех, которые хорошо знают — с какой стороны у бутерброда масло. Им наплевать на страну, на людей, ее населяющих. Они без малейших колебаний предают, если есть возможность заработать. С легкостью жертвуют кем угодно, включая близких и друзей, если их драгоценной шкуре грозит опасность.

Но эта беспринципность одновременно и их слабое место — в случае чего, соратники сдают их так же легко. Да — пока у нас время есть, правда, чутье мне подсказывает, что его очень и очень мало.

— А время есть на что? — Жора понял, что Пасечник дошел до главного, ради чего уединился с ним в машине.

— Опять хороший вопрос — кивнул профессор. — Ты снова меня порадовал, в корень зришь. Я не случайно спросил тебя про смысл жизни буквально при первой беседе. Я практически уверен в том, что Россия вступила в достаточно тяжелую пору своего существования, хуже, наверно, только в войну было. Советский Союз распался, а гибель империи это процесс лавинообразный, и весьма тяжелый для населения. К тому же — для, так сказать — «мировой закулисы», наступил очень удачный момент добить главного конкурента на мировое господство.

Видишь ли, Георгий, я уверен, что следующая, точнее — очередная война будет обязательно, и будет она за ресурсы, которых на планете не так много, включая обычную пресную воду. А Россия слишком богата этими самыми ресурсами, чтобы ей позволили распоряжаться ими самостоятельно. Заявления такого рода стали слишком часто звучать в последнее время от персон самого разного уровня, а такого рода вбросы никогда не бывают случайными.

Профессор резко крутанул рулем, объезжая глубокую выбоину на дороге, и продолжил — Что-то не везет России на достойных лидеров. Сегодня, в такой критический для державы момент, нужны фигуры уровня Черчилля или Рузвельта, а у нас, как обычно, вылезают на первый план руководители, максимум которых — обком.

— А Ленин? — заметил Жора — тогда, в 17 году, ведь тоже был критический момент, и тоже держава рушилась…