— Но...
Голос казался низким и вязким.
Вскоре Карстерз заговорил вновь, его голос поднялся на один-два тона. Несмотря на то, что он все еще звучал гулким, он зазвенел. В нем слышались нотки торжества:
— Да, они множатся, Могильная Орда... Они знают, что приближается их время! И тогда... То, что останется, будет принадлежать им. У них будет новый хозяин! — его голос стал тише, но все еще отчетлив. — Если Кроу солгал, я разберусь с ним. Тогда, — и тут его голос наполнился неожиданным демоническим сарказмом, чем-то вроде веселья безумца, — возможно, ты, Даррелл, вызовешься устроить пир червя? Вот, взгляни,
За этим последовало шарканье ног и резкий звук передвигаемой мебели. Раздался вязкий булькающий крик, и Кроу едва успел отступить в крошечную нишу, так как дверь кабинета распахнулась, и в коридор сломя голову вылетела темная фигура, чуть не врезавшись в небольшой столик, стоявший рядом с дверью. Бледный человек с выпученными глазами пронесся мимо Кроу к входной двери. Он споткнулся и негромко застонал, потом швырнул на пол что-то, что с глухим звуком плюхнулось на вытертый ковер.
Когда за ним захлопнулась дверь, Кроу на цыпочках пробрался обратно в библиотеку. По пути ему на глаза попалось нечто маленькое и розовое, ползущее по полу в том месте, куда его бросил Даррелл. И все это время по дому разносился лающий кашель Карстерза...
Глава 4
Теперь вполне разумно было бы предположить, что Титус Кроу без предисловий быстро-быстро навсегда распрощается с усадьбой Бэрроуз и Карстерзом, что он уедет домой, в Лондон, или даже еще дальше, вернет месячный заработок, авансом выплаченный ему Карстерзом, разорвет подписанный им контракт и тем самым положит конец... коварным планам работодателя. И, возможно, он поступил бы именно так; но вино уже оказало на него определенное влияние. Это страшно могущественное и вызывающее быстрое привыкание вино, подчиняясь колдовской воле Карстерза, крепко привязало Кроу к этому дому.
Даже ощущая свою растущую зависимость от вина, услышав об этом из уст Карстерза, Кроу обнаружил, что трясущейся рукой тянется к ужасной бутылке и наливает себе еще один бокал. В мозгу мелькали всевозможные кошмарные видения, одно страшнее другого: хаотические картины древнего безумия, омерзительные злоключения, вынесенные из множества смутных и обрывочных доказательств и подозрений. Но он не мог оторваться от вина, пока в голове у него окончательно все не перемешалось. Он заснул прямо на столе, положив голову на руку...
И снова, казалось, ему приснился сон...
На этот раз их было только трое.
Они появились молча, прокравшись в ночи. Один из них, вероятно, Карстерз, выключил свет. Теперь, в бледном свете луны, они стояли вокруг Кроу.
— Видите, — продолжал Карстерз, — моей воли и вина оказалось достаточно, чтобы позвать его назад. Теперь он прикован к Бэрроуз не хуже, чем цепями. В какой-то степени я даже разочарован. Его воля вовсе не так сильна, как показалось мне сначала. Или, возможно, я сделал вино чересчур крепким.
— Мастер, — заговорил тот, которого называли Гарбеттом, — возможно, глаза подводят меня в этом свете, но...
— Да?
— Мне кажется, он дрожит! И почему он не в кровати?
Кроу почувствовал на своем пылающем лбу холодную и липкую ладонь Гарбетта.
— Видите, он дрожит! Как будто чего-то боится...
— А! — отмахнулся хозяин усадьбы. — Твоя наблюдательность делает тебе честь, друг Гарбетт. Хорошо, что ты участвуешь в наших шабашах. Да, несмотря на то, что вино крепко держит его в своей власти, он все-таки дрожит. Возможно, он услышал что-либо из того, о чем ему лучше бы не знать. Ну, это можно уладить. А теперь помогите мне. Было бы нехорошо оставить его здесь, к тому же, лежа на кровати, он будет меньше сопротивляться.
Кроу почувствовал, как три пары рук подняли его, поставили на ноги и повели по полу, раздели и уложили в кровать. Он видел очень смутно, почти ничего не чувствовал, но слышал довольно отчетливо. Последним, что он слышал, был гипнотический голос Карстерза, приказывающий ему забыть... забыть. Забыть все, что он мог услышать этой ночью. Ибо все это было сном...