О Макарии Александрийском[84] *

(18.1) Другого же встречал я, Макария Александрийского, пресвитера так называемых Келий. В этих Келиях жил я девять лет. И в первые мои три года он здесь жил. И я что видел, что от него слышал, а что узнал от других. Итак, подвижничество его было таково: если что слышал, всячески это исполнял. Так, услышав от неких, что тавеннисиоты всю четыредесятницу не едят вареного, решил семь лет не вкушать приготовленного на огне и кроме сырых овощей, если когда находил, и размоченных бобов ничего не вкушал.

(18.2) Исполнив эту добродетель, услышал снова о некоем другом, что ест литру хлеба. И наломав сухой хлеб и опустив в сосуды, решил есть столько, сколько захватит рука. И как рассказывал, шутя, что: «Захвачу я побольше кусков, а не могу все вытащить из-за тесноты отверстия. Как сборщик податей, оно мне не уступает». И в продолжение трех лет держал этот подвиг, вкушая четыре-пять унций хлеба и столько же пия воды, и ксест[85] елея в год.

(18.3) Другой его подвиг. Решил он одержать победу над сном. И рассказывал, что не входил под кровлю двадцать дней, чтобы победить сон: палимый жарой, ночью же коченея от холода. И, как говорил он, что: «Если бы вскоре не вошел под кровлю и не предался сну, высох бы мой мозг так, что, наконец, я дошел бы до исступления. И насколько зависело от меня, — я победил, насколько же от природы, имеющей потребность сна, — я уступил».

(18.4) Когда он сидел утром в келье, комар, сев ему на ногу, укусил его. И почувствовав боль, прихлопнул его рукой, напившегося крови. Осознав же, что отомстил ему, осудил себя, чтобы в болоте Скита, что в Совершенной пустыне, сидеть обнаженным шесть месяцев, где комары величиною с ос прокусывают кожу и кабанов. И так был весь изъеден и покрыт волдырями, что некоторые думали, что у него слоновая болезнь. Когда он пришел через шесть месяцев в свою келью, по голосу узнали, что это Макарий.

(18.5) Как-то захотел он войти в гробницу Ианния и Иамврия[86], как он нам рассказывал. Эта гробница осталась от тогдашних волхвов, имевших большое влияние при фараоне. Поскольку имели династию уже долгое время, построили сооружение из квадратных камней, и создали там свою гробницу, и положили много золота. Посадили и деревья, ибо сыроватое это место, и колодец здесь вырыли. (18.6) А поскольку святой не знал дороги, а по некоему наитию следовал по звездам, — как по морю, следуя по пустыне, — то, взяв связку камыша, каждую милю ставил отметку, чтобы найти обратную дорогу. И следуя в течение дней девяти, приблизился к месту. Между тем бес, который всегда противодействует воинам Христовым, собрав весь камыш, когда святой спал примерно в миле от гробницы, положил к его голове. (18.7) И встав, нашел камыш. Может быть, это попустил Бог ради большего его искусства, чтобы не верил камышу, но столпу огненному, ведшему Израиль сорок лет в пустыне. Рассказывал он, что: «Семьдесят бесов вышли навстречу мне из гробницы, крича и маша крыльями, как вороны, мне в лицо и говоря: «Чего ты хочешь, Макарий? Что ты хочешь, монах? Что ты пришел в наше место? Ты не можешь оставаться здесь»». Сказал он им: «Войду только и посмотрю, и уйду». (18.8) «И войдя, — говорит он, — нашел висящую медную бадью, и железную цепь у колодца, наконец, на исходе времени, и плод фаната, пустой изнутри, поскольку был иссушен солнцем». И так возвращаясь, шел двадцать дней. Когда же закончилась вода, которую он нес, и хлебы, — был он в весьма большом затруднении. И когда близок он был к изнеможению, привиделась ему некая женщина, — как он рассказывал, одетая в чистое льняное платье и держащая сосуд с капавшей из него водой. (18.9) Говорил он, что она была от него как бы в одной стадии. И шел три дня, видя ее с сосудом как бы стоявшую, достичь же не мог, как во сне, но имея надежду напиться, смог вытерпеть «жажду». После нее появилось множество буйволиц, из которых одна имела теленка. Ибо их много в тех местах. И как говорил он, сочилось у нее вымя молоком. Подкравшись и пососав вымя, насытился. И до его кельи дошла буйволица, кормя его фудью, теленочка же своего не принимая. (18.10) В другой раз, копая колодец близ сухих ветвей, был ужален аспидом, а это смертоносное животное. И взяв его двумя руками за челюсти, разорвал, сказав ему: «Не посылал тебя Бог, как ты осмелился прийти?»

Имел он различные кельи в пустыне. Одну в Скиту, в самой глубине Совершенной пустыни, одну в Ливии, одну в так называемых Кельях и одну в горе Нитрийской. Из коих некоторые были без окон, и в которых, как говорили, сидел четыредесятницу в темноте. И одна более узкая, в которой не мог вытянуть ног, другая же просторнее, в которой встречал приходящих к нему.

(18.11) Такое множество бесноватых он исцелил, что сосчитать невозможно. Когда же мы там были, привели девицу знатного рода из Фессалоник, много лет бывшую в расслаблении. После того как в течение двадцати дней своими руками помазывал ее святым елеем и молился за нее, отправил ее здоровой в свой город. Отошед, она послала ему многие приношения.

(18.12) Услышав, что тавеннисиоты имеют великое жительство, переоделся он и, взяв мирскую одежду рабочего, через пятнадцать дней пришел в Фиваиду, держа путь через пустыню. И войдя в монастырь тавеннисиотов, спрашивал их архимандрита по имени Пахомий, мужа славнейшего и имеющего дар пророчества. От Пахомия же было скрыто о Макарии. И встретившись с ним, говорит ему: «Прошу тебя, прими меня в монастырь твой, чтобы я стал монахом». (18.13) Говорит ему Пахомий: «Ты уже состарился и не можешь подвизаться. Братья — подвижники, и ты не снесешь их трудов, и соблазнишься, и выйдешь, злословя их». И не принимал его ни в первый, ни во второй день, до семи дней. Поскольку же тот не отступал, пребывая в посте, затем говорит ему: «Прими меня, авва, и если не буду поститься, как они, и работать, повели меня выгнать». Убеждает братьев принять его. А община одного этого монастыря до сего дня — четыреста тысяч человек. (18.14) Итак, он вошел. Когда же прошло немного времени, настала четыредесятница, и видит он, что каждый подвизается различным образом. Кто ест вечером, кто через два дня, кто — через пять. Иной же стоит всю ночь, а днем сидит. И наломав множество ветвей от финиковых пальм, стоял он в одном углу, и, покуда не исполнилось сорок дней и не настала Пасха, не вкушал ни хлеба, ни воды. Ни колен не сгибал, ни ложился, ни принимал ничего, кроме немногих листов капусты, и те по воскресеньям, чтобы думали, что он ест. (18.15) И если когда и выходил по своей нужде, скорее снова приходя, становился, не разговаривая ни с кем, не раскрывая рта, но молча стоял. Кроме молитвы в сердце и ветвей в руках ничего не делал. Видя его, все подвижники восстали против игумена, говоря: «Откуда ты привел к нам этого бесплотного во осуждение нам? Или выгони его, или увидишь, что все мы уйдем». Услышав о его жительстве, помолился Богу, чтобы ему было открыто, кто он. (18.16) И открылось ему, и, взяв его за руку, выводит его в дом молитвы[87], где был жертвенник, и говорит ему: «Иди сюда, честный старче. Ты Макарий и скрыл от меня. Много лет желал я тебя видеть. Благодарю тебя, что проучил[88] моих чад, чтобы не думали много о своих подвигах. Иди же в свое место. Достаточно ты наставил нас. И молись за нас». Тогда тот, будучи почтен, удалился.

(18.17) Еще рассказывал он, что: «Когда всякое жительство, какое хотел, я исполнил, тогда другое пришло мне желание, что захотел я как-то всего пять дней держать ум неотступно от Бога. И решив это, затворил келью и двор, чтобы не давать никому ответа, и стоял, начав с понедельника. Приказываю своему уму, говоря: «Не сходи с небес, там имеешь ангелов, архангелов и вышние силы, Бога всяческих. Не спускайся вниз с небес». (18.18) И выдержав два дня и две ночи, так раздражил беса, что тот сделался пламенем огненным и пожег мне все в келье, так что и рогожа, на которой я стоял, сожжена была огнем, и я думал, что я весь горю. Наконец, пораженный страхом, я оставил во вторник, не будучи в силах держать неблуждающим мой ум, но перешел к созерцанию мира, дабы не вменилось мне в гордость*».

(18.19) К этому святому Макарию я пришел как-то, и нашел вне его кельи лежащего пресвитера деревни, вся голова которого была изъедена болезнью, называемой раком, и кость его видна была из-под темени. Пришел он, чтобы исцелиться, но тот не принял его. Я просил его: «Умоляю тебя, пожалей его и дай ему ответ». (18.20) И он говорит мне: «Недостоин он исцеления. Ибо это послано ему в науку. Если же хочешь, чтобы он исцелился, убеди его оставить служить литургию. Ибо служил ее, будучи в блудном грехе, и за это наказывается. И Бог его исцелит». Когда я сказал это несчастному, он согласился и поклялся больше не священнодействовать. Тогда Макарий принял его и говорит ему: «Веришь, что есть Бог?» Тот отвечает: «Да». (18.21) «Не смог провести Бога?»

Отвечает: «Нет». <Говорит ему:> «Если знаешь свой грех и наказание Божие, через которое это принял, исправься впредь». И исповедовал ему вину, и дал слово не грешить и не служить литургию, но облобызать мирской жребий. И так возложил на него руку; и в несколько дней тот исцелился, и оброс волосами, и ушел здоровым.

(18.22) На наших глазах принесли ему отрока, одержимого злым духом. Возложив ему руку на голову, а другую — на сердце, до тех пор молился за него, пока тот не повис в воздухе. И раздувшись, как мех, так воспалился отрок, как будто весь покрылся рожей. И внезапно вскрикнув, выпустил воду через все входы чувств, и когда прекратил, снова стал того же размера, что был «прежде». И отдал его отцу, помазав святым елеем и покропив водой, и приказал сорок дней не прикасаться ни к мясу, ни к вину. И так исцелил его.

(18.23) Беспокоили его как-то помыслы тщеславия, выгоняя его из кельи, внушая пользы ради* идти в Рим, чтобы исцелять недужных. Ибо сильно действовала в нем благодать против духов. И поскольку долго не слушался, а сильно гнали, то упал на пороге кельи ногами наружу и говорит: «Тащите, бесы, волочите. Ибо своими ногами я не пойду. Если можете меня так снести, разрешаю». Поклялся им, что: «Пролежу до вечера. Если меня не сдвинете, не буду вас слушать». (18.24) Пролежав долгое время, встал. Когда же настала ночь, снова приступили к нему. И наполнил корзину, насыпав модия два песку и положив на плечи, двинулся по пустыне. Встретился ему Феосевий Космитор*, антиохиец родом, и говорит ему: «Что несешь, авва? Уступи мне ношу и не томи себя». Он же говорит ему: «Томлю томящего мя. Ибо, не зная удержу, внушает мне путешествие». Долгое время проходив, вернулся в келью, изнурив тело.

(18.25) Сей святой Макарий нам рассказывал, ибо был пресвитером*: «Заметил я во время раздаяния Святых Таин, что Марку подвижнику я никогда не подавал приношения, но ангел ему передавал с жертвенника. Только очертание видел руки дающего». Марк же сей был юношей, читал наизусть Ветхий и Новый Завет, кроток чрезвычайно и благоразумен как никто другой.

(18.26) Однажды я, как-то улучив время, — а он был уже в крайней старости, — пришел и сидел перед его дверью, считая его выше человека, так как был он стар, — внимая тому, что он говорит или что делает. И он, будучи один в доме, — было ему уже около ста лет и лишился зубов, — с собой сражался и с диаволом, и говорил: «Чего ты хочешь, бесчестный старче[89]? Вот и елей вкушал, и вино употреблял. Чего ты еще хочешь, старый обжора?» — посрамляя себя. Потом диаволу: «Разве я тебе что-то должен? Ничего не найдешь. Отойди от меня». И как бы бормоча сам себе, говорил: «Вот старый обжора. Доколе буду с тобой?»

(18.27) Рассказывал нам Пафнутий, ученик его, что однажды гиена, взяв своего детеныша, который был слепым, принесла его Макарию. И толкнув головою калитку двора, вошла внутрь, когда он сидел, и бросила к ногам его детеныша. Святой, взяв его и плюнув в глаза его, помолился, и тотчас он прозрел. И мать, покормив, взяла его и ушла.