(54.7) Когда же все они удалились из Рима, варварский ураган, издревле предсказанный в пророчествах, явился Риму, не оставив и медных статуй на площадях, но все разрушив, предал варварскому истреблению. Так был Рим, с любовью украшавшийся тысячу двести лет, разрушен. Тогда наставленные в вере и противившиеся наставлению прославили Бога, изменением дел удостоверившего неверных, ибо, тогда как все прочие были уведены в плен, спаслись только те дома, которые стали всесожжением Господу трудами Мелании.
(55.1)[158]Случилось нам вместе путешествовать из Элии в Египет* в сопровождении блаженной Сильвании, девственницы, сестры-жены Руфина, бывшего эпарха. Среди прочих был с нами и Иовин, в те времена диакон, ныне же епископ Аскалонской церкви, муж богобоязненный и ученый. Когда мы по сильнейшей жаре достигли Пелусии, Иовину удалось получить умывальник, чтобы тщательно умыть руки и ноги холоднейшей водой, и, умывшись, отдохнуть на матрасе, брошенном на землю. (55.2) Узнав, она, как мудрая мать родному сыну, видя его изнеженность, сказала: «Как ты смеешь в таком возрасте, когда еще кипит кровь, так ублажать плоть, не чувствуя происходящих от нее зол? Поверь мне, поверь, что мне уже шестьдесят лет от роду, и кроме кончиков пальцев, ни ноги моей не касалась вода, ни лица, ни членов, хотя и подвержена различным недугам, и принуждаема врачами, и не позволила отдать обычное плоти, не прилегла на ложе, ни на носилках нигде не путешествовала».
(55.3) Она, будучи весьма учена и возлюбив писания, ночи обратила в дни, прочтя все списания древних летописцев, <среди коих Оригена десять тысяч триста> «строк»*, Григория, и Стефана, и Пиерия, и Василия, и других некоторых достойнейших двадцать пять тысяч. Не просто и не как случится прочла, но потрудившись, каждую книгу прочтя семь или восемь раз. Почему и смогла, освободившись от лжеименного разума[159], окрылиться благодатью писаний, благим упованием соделав себя духовной птицей, и отойти ко Христу.
Об Олимпиаде[160] *
(56.1) Вслед за ней и по стопам ее благочестивейшая и ревностнейшая Олимпиада следовала произволением, будучи дочерью Селевкия, проконсула, внучкой же Авлавия, бывшего эпархом, невестой же несколько дней Эвридия эпарха, женой же никому. Ибо говорят, что почила девой, но сожительницей слову истины. (56.2) Она, все расточив, свое имущество раздала нищим. Немалые брани претерпела за истину, наставив в вере многих жен, с уважением говоря о пресвитерах, почитая епископов. И исповедничества удостоилась за истину. Житие ее среди исповедников почитают жители Константинополя, таким образом скончавшейся и преселившейся ко Господу в подвигах, подъятых ради Бога.
О Кандиде и Геласии
(57.1) По стопам ее следовала и как в зеркале отражала блаженная Кандида*, дочь полководца Траяна, жившая достойно и достигнув в высшую степень благочестия, почитая церкви и епископов, а свою дочь наставив в уделе девственности, посвятила ее Христу, дар от своей утробы. Позже целомудрием и расточением имущества последовала ей ее дочь. (57.2) Я знал, что она всю ночь трудится и мелет руками для умерщвления тела, руководствуясь следующим: «Не довольствуясь постом, присоединяю и притрудное бдение, дабы рассыпать гордость Исава»[161]. От крови и животной пищи она совершенно воздерживалась, принимая рыбу с овощами в праздник, так проводила жизнь, довольствуясь смесью воды с уксусом и сухим хлебом.
(57.3) Следуя ревности ее, благоговейно совершала путь, неся иго девства, благочестивейшая Геласия*, бывшая дочерью трибуна. Расказывают о таковой ее добродетели, что солнце никогда не заходило в скорби ее ни на раба, ни на служанку, ни на кого-либо другого.
Об антинойских [подвижниках]
(58.1) Пробыв в Антиное Фиваидском четыре года, за это время я приобрел знание тамошних монастырей. Ибо находится и среди города мужей около тысячи двухсот, проживающих трудом своих рук, чрезвычайных подвижников. Среди них и отшельники, заключившие себя в пещерах скал. Был среди них и Соломон, некий муж, кротчайший и целомудренный, имеющий благодать терпения. Он говорил, что пребывает пятидесятый год в пещере, довольствуя себя трудами своих рук и изучив все Святое Писание.
(58.2) Дорофей, пресвитер, живший в другой горе, добрейший с преизбытком, — и он жил безупречной жизнью, а удостоившись пресвитерства, совершал и службу братьям в пещерах. Некогда блаженная Мелания младшая, племянница старшей Мелании, о которой скажу позже, послала пятьсот номисм, прося его послужить тамошним братьям. Он же, взяв только три, остальные отослал Диоклею отшельнику, мужу чрезвычайно сведущему, говоря, что: «Мудрее меня брат Диоклей, и может без вреда ими распорядиться, умея благоразумно позаботиться о нуждающихся. Я же сим довольствуюсь».
(58.3) Сей Диоклей, сначала обременив себя грамматикой, позднее же предавшись философии, когда, со временем, повлекла его благодать, достигши двадцативосьмилетнего возраста, отрекся от светских наук[162] и сочетался Христу. И он провел тридцать пять лет в пещерах. Говорил он нам, что: «Ум, удалившийся от помышления о Боге, становится или бесом, или скотом». Когда же мы любопытствовали об образе того, что он говорит, молвил, что: «Ум, удалившийся от помышления о Боге, непременно подпадает похотению или гневу». И похотение называл скотским, гнев же — бесовским.
(58.4) Когда же я возражал: «Как же может ум человеческий непрестанно пребывать с Богом?», — говорил он: «В каком бы помышлении или деле ни пребывала душа, благочестивом и Божественном, — она с Богом».
Близ него пребывал некий Капитон, бывший разбойник. Он, проведя пятьдесят лет в пещерах за четыре мили от города Антиноя, не выходил из пещеры даже до реки Нил, говоря, что никак не может встречаться с народом, так как весьма восстает на него враг.
С ними видели мы и другого отшельника, и его также в пещере. Он, быв обманут страстью тщеславия от сновидений, разрушал обольщение обманутых, пасущих ветры[163]. И относительно тела имел целомудрие, и по старости, и по времени. Пожалуй, и по тщеславию. Испорчен был его ум разнузданностью тщеславия.
Об амме Талиде и Таоре
(59.1) В <этом> городе Антиное есть двенадцать женских обителей. В одной из которых я встречал и амму Талиду, старицу, достигшую восьмидесяти лет в подвижничестве, как рассказывали и ее соседи. С ней жили шестьдесят дев, которые так ее любили, что на замок не запирали улицы монастыря, как у других, но они соблюдаемы были ее любовью. И такого бесстрастия достигла старица, что, когда я вошел и сел, и она вошла и села со мной, то руки свои положила мне на плечи в порыве дерзновения.
(59.2) В этом монастыре ученица ее, по имени Таор, проведя тридцать лет в обители, ни разу не захотела получить новый иматий, или мафорий, или сандалии, говоря: «Не имею нужды, чтобы мне пришлось выходить». Ибо все прочие по воскресеньям выходили в церковь ради приобщения. Она же, одетая в рубище, оставалась в обители, непрерывно сидя за работой. И столь цветущий имела вид, что можно было, будучи близко, очень жестоко быть обольщенным ее красотой, если бы не имела превосходным стражем целомудрие, в благоговении и страхе призывая к благопристойности невоздержанное око.
О некой девственнице и Коллуфии
(60.1) Другая некая моя соседка, лица которой я не видел, ибо она никогда не выходила, как говорят, с того времени, как отреклась от мира, проведя шестьдесят лет в подвижничестве со своей матерью, затем должна была отойти от жизни. И представ ей, мученик, пострадавший в этом месте, по имени Коллуфий*, сказал: «Сегодня должна ты отправиться ко Господу и увидеть всех святых. Приди же и позавтракай с нами в часовне». И встав на рассвете и одевшись, и взяв в корзине свой хлеб и оливки, и овощи, после стольких лет вышла и, придя в часовню, молилась. (60.2) И прождав весь день, за время которого никого не было внутри, сев, воззвала к мученику, говоря: «Благослови мою снедь, святый Коллуфие.