Но мадам Жубер не разделила его восторга.
— Мне сейчас не до того, месье Барро!
Еще несколько минут хода, и они завернули за угол улицы Розы Люксембург.
— Вот моя улица. Моя родная улица!.. — тихо проговорила бабушка. Она ускорила шаг, казалось, могучий магнит со страшной силой притягивает ее к себе.
Пройдя несколько домов, она вдруг остановилась, устремив взгляд в другую сторону улицы. Вот он, дом со львами!.. Круглые часы под крышей. Стрелки когда-то замерли на половине шестого… В окнах искрится солнце. В тех окнах, которые не прикрыты высокими старыми тополями…
Мадлен тоже пристально вглядывалась в дом, где когда-то родилась ее бабушка. Его, видимо, совсем недавно покрасили. Ядовито-желтая краска местами уже облупилась.
— Здравствуй, мой дорогой!.. — прошептала бабушка.
Мадлен думала, что бабушка обращается к своему дому, но тут же поняла, что ее внимание привлек старый тополь с почерневшим стволом, прозрачной, словно облысевшей, кроной и мертвыми нижними ветвями.
Старая женщина встретилась со своей навсегда ушедшей юностью. А каменные львы на фасаде дома равнодушно отвернули от нее тупые морды, словно не желали знать, что к ним приехала их хозяйка.
Барро, который уже сделал несколько снимков, подошел поближе.
— Мадам Жубер, почему мы остановились? — спросил он.
Мадам Жубер только вздохнула.
— Бабушка родилась в этом доме! — сказала Мадлен.
— Великолепно!.. — Барро быстро вскинул аппарат. — Больше чувств, мадам Жубер!.. Плачьте!.. Прошу вас, плачьте!..
И, приложив аппарат к глазам, он приготовился снимать.
Мадам Жубер покорно вынула из сумочки платок и приложила к глазам.
— Вы совсем закрыли лицо! — крикнул Барро. — Возьмите платок в левую руку… Опустите пониже…
Она переложила платок в левую руку и застыла.
Очарование минуты, которому поддалась Мадлен, было вконец испорчено. Она невольно отодвинулась в сторону и стала смотреть в глубь высокой арки, где стояли девушка и юноша с портфелями в руках. Они, наверно вместе вышли из дома и остановились попрощаться…
Барро наконец оставил бабушку в покое и сам тоже на время успокоился.