9 марта состоялся вечер «Короля поэтов Игоря Северянина» в Политехническом музее — последний из двадцати шести поэзовечеров, проведённых им в Москве в 1915—1918 годах. Возможно, тогда и прозвучал впервые «Рескрипт короля»:
Поэзовечер оказался в прямом смысле рубежным для поэта, чьё возвращение в «хвойную обитель», в эстляндскую Тойлу в конце марта 1918 года совпало с брест-литовским переделом границ и обернулось для Северянина двадцатилетней эмиграцией.
В начале марта вышел сборник «Поэзоконцерт», открывавшийся фотографией поэта с надписью: «Король поэтов Игорь Северянин». Северянин успел подарить эту книгу Чеботаревской, посетив Петроград, где ещё оставались Елена Яковлевна Семёнова и дочь Валерия. 15 марта 1918 года, когда вышел единственный номер «Газеты футуристов», «Поэтная комиссия по ликвидации И. Северянина как короля поэтов» объявила, что митинг с выборами Временного правительства состоится в пятницу в кафе «Магги».
Газета «Московский вечерний час» сообщала: «Как и подобает истинному самодержцу — у него появилась оппозиция Его Величества, благородную и выигрышную роль которой не без успеха исполняют футуристы.
Говорят, что король будет низложен и московским Парнасом начнёт править совет поэтических депутатов. Надо надеяться, что переворот пройдёт бескровно. Впрочем, поклонникам Игоря Северянина беспокоиться за судьбу его не приходится: “Его Величество” уже объявил о своём отбытии в Америку». Но Северянин отправился в Эстонию.
После его отъезда в издательстве В. В. Пашуканиса выходит первый том третьего издания «Собрания поэз» Игоря Северянина, куда входит книга «Громокипящий кубок» (десятое издание) с посвящением гражданской жене поэта Марии Волнянской, «моей тринадцатой и, как Тринадцатая, последней» и с «Автопредисловием». Тираж 15 тысяч экземпляров. Затем появляется сборник «Весенний салон поэтов» при участии Северянина, а также символистов, акмеистов и футуристов.
В стихотворении «Всеприемлемость» (1918) Северянин писал:
В зелёные просторы Эстонии, в маленький посёлок Тойлу уехал Северянин к своей больной матери, конечно, не предполагая, что навсегда уезжает из России и от своей громокипящей известности.
Часть третья
«И ВОТ МЫ ОСТАЛИСЬ БЕЗ РОДИНЫ...»
1918—1930
Король в изгнании
Итак, король поэтов Игорь Северянин вместе с Марией Волнянской после шумных торжеств и многолюдных поэзовечеров в Москве отправился к семье в эстонский дачный посёлок Тойла. Ещё в январе 1918 года он из голодного Петрограда вывез туда больную мать, Наталью Степановну, и Елену Семёнову с дочерью Валерией. 13 марта (старого стиля) 1918 года в Ревеле, в номере гостиницы «Золотой лев» написано стихотворение «Музе музык», посвящённое трёхлетию встречи с Марией Волнянской, его Тринадцатой, которой посвящены восьмое и последующие издания «Еромокипящего кубка» в составе собрания сочинений. Ничто, даже вынужденное пребывание в Ревеле, не могло омрачить этого дня. Образ возлюбленной осеняет картину города, а судьба, как выпавшая карта, страшит неизвестностью и, словно карта местности, заманивает:
На следующий день, 14 марта, воспоминания столкнулись с ненавистной поэту политикой, и в стихотворении «По этапу» нет и намёка на романтические чувства, только что чудесно преображавшие реальность. Эти стихи, разделённые несколькими часами, так диссонировали между собой, что Северянин, тяготевший к диссонансам, всё же поставил их в разные книги — первое в сборник «Соловей», второе — в книгу «Вервэна». Поэт был задержан по дороге в знакомую более пяти лет Тойлу:
Так произошло прощание с отчизной, без ненужных сантиментов и обличений, несмотря на соответствующие аллюзии: «Прощай, немытая Россия», «ужасный век», «ужасные дороги». Изменилось не только географическое положение, но и государственная принадлежность поэта. По Брестскому миру, сепаратно заключённому советской Россией с Германией 3 марта 1918 года, Эстония перестала быть её частью. Независимость была провозглашена ещё раньше — 24 февраля, немецкие войска оккупировали эстонскую территорию, установив для приезжающих из России карантин, вследствие чего Северянин был задержан.
И всё-таки Северянин въезжал в Эстонию королём поэтов. Это была самая настоящая, несколько актёрская слава. Интерес к поэзии Игоря Северянина стал знаком времени, недаром Корней Чуковский писал своему коллеге С. М. Боткину ещё в сентябре 1913 года: «А у нас ведь много общего... оба больше всего любим литературу, искусство — оба живём на берегу Финского залива и оба упиваемся Игорем Северяниным».
«Чем нас тогда прельщал Северянин?» — задавал вопрос Арсений Формаков. И отвечал: «Прежде всего, конечно, непохожестью на других. Своеобразием напевной речи, свежестью, простотой и сердечностью. Наряду с этим были звонкость, бравада, ораторский пафос, формальное мастерство, многие из пущенных им в ход стихотворных ритмов и интонаций живы до сих пор».
Немало критических откликов и мемуарных сюжетов вызвали стихотворные манифесты Игоря Северянина «Пролог. “Эго-футуризм”» и «Эпилог. “Эго-футуризм”». Зинаида Гиппиус сочла, что первой строфой и, особенно, первой строчкой «Эпилога» — «Я гений Игорь Северянин» — он «не преминул вынести на свет Божий и определить так наивно-точно, что лучше и выдумать нельзя», «центральное брюсовское, страсть, душу его сжегшую. <...> Брюсовское “воздыхание” всей жизни преломилось в игоревское “достижение”. Нужды нет, что один только сам Игорь и убеждён, что “достиг”. Для “упоенного своей победой” нет разницы, победой воображаемой или действительной он упоен».