Участник того состязания С. Д. Спасский вспоминал, что выступать разрешалось всем:
«На эстраде сидел президиум. Председательствовал известный клоун Владимир Дуров.
Зал был забит до отказа. Поэты проходили длинной очередью. На эстраде было тесно, как в трамвае... Маяковский читал “Революцию” [по другим сведениям — отрывок из поэмы “Облако в штанах”], едва имея возможность взмахнуть руками... Он швырял слова до верхних рядов, торопясь уложиться в отпущенный ему срок. Но “королём” оказался не он. Северянин приехал к концу программы. Здесь был он в своём обычном сюртуке. Стоял в артистической, негнущийся и “отдельный”.
— Я написал сегодня рондо, — процедил он сквозь зубы вертевшейся около поклоннице.
Прошёл на эстраду, спел старые стихи из “Кубка”. Выполнив договор, уехал. Начался подсчёт записок. Маяковский выбегал на эстраду и возвращался в артистическую, посверкивая глазами. Не придавая особого значения результату, он всё же увлёкся игрой. Сказывался его всегдашний азарт, страсть ко всякого рода состязаниям.
— Только мне кладут и Северянину. Мне налево, ему направо.
Северянин собрал записок немного больше, чем Маяковский».
Журнал «Рампа и жизнь» сообщал: «Публика аплодировала, свистала, ругала, стучала ногами, гнала артистов, читавших стихи Бунина и Блока». Северянин выступил с тремя стихотворениями: «Весенний день», «Это было у моря», «Встречаются, чтоб разлучаться». Читал «кристально, солнечно, проточно». Одно из наиболее известных стихотворений Северянина «Весенний день», посвящённое поэту К. М. Фофанову, автор особенно любил читать с эстрады. «Читаю и я “Весенний день”», — говорил Маяковский.
Константин Паустовский вспоминал:
«К его ногам бросали цветы — тёмные розы. Но он стоял всё так же неподвижно и не поднял ни одного цветка. Потом он сделал шаг вперёд, зал затих, и я услышал чуть картавое пение очень салонных и музыкальных стихов:
В этом была своя магия, в этом пении стихов, где мелодия извлекалась из слов, не имевших смысла. Язык существовал только как музыка. Больше от него ничего не требовалось. Человеческая мысль превращалась в поблёскивание стекляруса, шуршание надушенного шёлка, в страусовые перья вееров и пену шампанского.
Было дико и странно слышать эти слова в те дни, когда тысячи русских крестьян лежали в залитых дождями окопах и отбивали сосредоточенным винтовочным огнём продвижение немецкой армии. А в это время бывший реалист из Череповца, Лотарев, он же “гений” Игорь Северянин, выпевал, грассируя, стихи о будуаре тоскующей Нелли.
Потом он спохватился и начал петь жеманные стихи о войне, о том, что, если погибнет последний русский полководец, придёт очередь и для него, Северянина, и тогда, “ваш нежный, ваш единственный, я поведу вас на Берлин”.
Сила жизни такова, что переламывает самых фальшивых людей, если в них живёт хотя бы капля поэзии. А в Северянине был её непочатый край. С годами он начал сбрасывать с себя мишуру, голос его зазвучал человечнее. В стихи его вошёл чистый воздух наших полей, “ветер над раздольем нив”, и изысканность сменилась лирической простотой: “Какою нежностью неизъяснимою, какой сердечностью осветозарено и олазорено лицо твоё”.
В Политехническом был в тот вечер Рубен Симонов, рассказавший об “Избрании короля поэтов”. В нём наряду с другими поэтами участвовали Маяковский, Северянин, Каменский. Зрительный зал был переполнен. Поэты один за другим читают свои стихи. Маяковский в своей обычной манере, красивым низким голосом, доходящим до последнего ряда балкона. Северянин немного в нос, скорее напевает, чем читает. Василий Каменский очень задушевно, грудным голосом, с большим обаянием читает отрывки из “Степана Разина”. Зрительный зал разделился на партии. Каждый поэт имеет своих почитателей. Особенно много их у Маяковского.
По окончании чтения начинается голосование. Каждый из присутствующих опускает в ящик билет, где надписывается фамилия поэта, за которого он подаёт голос. Я опускаю свой билет с фамилией Маяковского. Проходит полчаса. Бюллетени подсчитаны — королём поэтов избран Игорь Северянин. На голову поэта возлагается лавровый венок. Его чествуют поклонники. Я ухожу огорчённый. Почему не Маяковский?
Прошло лет десять после этого вечера. Как-то, идя по Никитскому бульвару, я встречаю Василия Каменского. Мы направляемся в пивной бар, который находился в конце Никитского бульвара. Вспоминаем недавнее прошлое, диспуты в Политехническом, вечер избрания “короля поэтов”.
— Как же так получилось, что избран был Игорь Северянин? — задал я вопрос Василию Васильевичу.
— О, да это преинтереснейшая история, — весело отвечает Каменский. — Мы решили, что одному из нас почести, другим — деньги. Мы сами подсыпали фальшивые бюллетени за Северянина. Ему — лавровый венок, а нам — Маяковскому, мне, Бурлюку — деньги. А сбор был огромный!»
Рескрипт короля