Пояснением к этим строкам служат сведения о том, как дед преуспел в делах настолько, что записался в мещанское сословие и смог отправить четырёхлетнего внука Василия вместе со старшими — сестрой Елизаветой и братом Михаилом в немецкий пансион в Ревеле, где они в совершенстве выучили немецкий и французский языки.
Изложено довольно точно. В послужном списке В. П. Лотарева есть запись от 27 августа 1884 года о прикомандировании его к 3-му Сапёрному батальону, куда он и прибыл 15 января 1885 года. Здесь же содержатся сведения о неудачной попытке В. П. Лотарева сдать в августе того же года экзамены в Николаевское инженерное училище. «По невыдержании приёмного экзамена предложено явиться в Главное инженерное управление. Приказом по Инженерному корпусу от 16 февраля 1886 года за № 6, прикомандирован к 1-му Железнодорожному батальону».
Затем он (уже после рождения сына) был зачислен в этот батальон и в августе 1888 года «пожалован орденом Св. Станислава 3-ей степени». Отмечен и двухмесячный заграничный отпуск с 16 января 1888 года, но, судя по записи, офицер вернулся на месяц раньше срока. Однако суждения о «донжуанстве супруга», записанные со слов матери — «вдовы замужней, всё отдавшей мужу — и положенье, и любовь», — документального подтверждения, вероятно, не имеют.
Мать Игоря — Наталья Степановна, урождённая Шеншина (1846—1921), дочь предводителя дворянства Щигровского уезда Курской губернии, происходила из старинного дворянского рода, к которому, по семейному преданию, принадлежали Николай Карамзин и Афанасий Фет. Особую гордость Северянина вызывало родство с «доблестным дедом» Карамзиным: «Что в жилах северного барда / Струится кровь Карамзина» («Поэза о Карамзине», 1912). Давид Бурлюк писал даже о внешнем сходстве поэта с Карамзиным, замеченном им при первой же встрече: «Запрятавшись за красный тяжёлый штоф завес, ещё теплятся свечи, и при их бледных всплесках предо мной высокомерное взнесённое к потолку лицо мучнистого цвета, со слегка одутловатыми щеками и носом. Смотришь, нет ли на нём камзола. Перед тобой Екатерининский вельможа. Северянин сам чувствовал в себе даже наружные черты восемнадцатого века, недаром он несколько раз напоминал о родстве с Карамзиным. Не беспочвенно и его стремление выразить эти чувства в утончённых “галлицизмах”. И только такой поэт мог возникнуть в Петербурге». В автобиографической поэме «Роса оранжевого часа» Северянин упоминает среди людей, бывавших в доме его родителей, сына Карамзина.
Поэт Вадим Баян (Владимир Сидоров) вспоминал столкновение Северянина и Маяковского: «Как известно, Северянин гордился прадедом Карамзиным и даже посвятил ему стихотворение, в котором были строки (вторая заключительная строфа стихотворения. —
Этот намёк на “гастрономическую” поэзию Северянина и на частое посещение поэтом ресторана новой гостиницы “Астория” в Петербурге покоробил Игоря, он нахмурил брови, вытянул лицо и “с достоинством” обратился к Маяковскому:
— Владимир Владимирович, нельзя ли пореже пародировать мои стихи?
Маяковский, широко улыбаясь, не без издевательства сказал:
— Игорь, детка, что же тут обидного? Вы посмотрите, какая красота! Ну, например...
И тут же сымпровизировал какую-то новую ядовитую пародию на стихи Северянина. Игорю ничего не оставалось, как примириться с этим “неизбежным злом” и в дальнейшем встречать подобные пародии улыбками».
В первый раз Наталья Степановна была замужем за овдовевшим генерал-лейтенантом Григорием Ильичом Домонтовичем, который был, по словам Северянина, почти в два раза старше жены.
Северянин дорожил своим родословием и не преминул соединить его с родом Домонтовичей, которые вели свою историю издалека:
От первого замужества у Натальи Степановны была дочь Зоя (1875—1907), двенадцатью годами старше Игоря. По сестре Северянин считал своими родственниками также выдающуюся певицу Евгению Константиновну Мравинскую (сценическое имя — Мравина) и дипломата Александру Михайловну Коллонтай (Шурочку Домонтович) — их имена, а также имена братьев и сестёр матери и отца он включил в список под названием «Родственники и родственнички».
Второй муж Натальи Степановны — Василий Петрович Лотарев, отец Северянина, — оказался на 13 лет её моложе. О знакомстве Натальи Степановны с Василием Петровичем Лотаревым поэт рассказывал со слов матери. История их встречи на Рижском взморье выглядела сюжетом из «Героя нашего времени». Принятый в доме ещё при Домонтовиче, поручик Лотарев вскоре после смерти генерала женился на вдове.
Отец получил известие о рождении сына на службе и «Прислал привет отцовский в зыбку. / Шалишь, брат: Игорь — не Егор!».
Поздний ребёнок был окружён няньками и боннами. В 1887—1895 годах Игорь жил в Петербурге. Раньше, чем читать, он научился петь. С детства слывёт «заправским меломаном», бывает в Мариинском театре, где блистала Евгения Мравинская, в консерватории, Театре Народного дома императора Николая II, Театре музыкальной драмы, нередко запоминает любимые арии и напевает их так, что взрослые удивляются его слуху. В гостях у матери часто бывали литераторы, художники, музыканты, и Северянин не раз вспоминал эту пору как время восторгов и музыки, время, когда он стал поэтом.
Увлечение музыкальной и литературной классикой составило «образцовые основы» жизни и творчества Северянина. Игорь Северянин напишет о ярком впечатлении, которое произвели на него оперы «Рогнеда» Александра Серова и «Князь Игорь» Александра Бородина, поставленные в 1895—1896 годах в Мариинском театре с участием Фёдора Шаляпина: «Обе эти оперы — русские оперы! — очаровали меня, потрясли, пробудили во мне мечту, — запела душа моя. Как всё было пленительно, как небывало красочно: мягкий свет люстр, бесшумные половики, голубой бархат театра, сказочная сцена с витязями, лошадьми, Кремлем Путивльским, киевскими лесами дремучими, пещерой Скульды — и такая большая, широкая, высокая, глубокая! Вокруг, в партере, нарядно, бархатно, шёлково, душисто, сверкально, притушенно-звонко. <...> Сладко кружится голова. Как не пробудиться тут поэту, поэтом рождённому?.. Лучшей обстановки и не выдумаешь».
Почти о тех же «мечтах о детстве» он писал в 1912 году:
Среди любимых композиторов Северянина — Амбруаз Тома и Джакомо Пуччини, Пётр Ильич Чайковский и Николай Андреевич Римский-Корсаков. Северянин признавался: «Музыка и Поэзия — это такие две возлюбленные, которым я никогда не могу изменить».
Интересны впечатления более поздние — после возвращения в Петербург в 1904 году, когда шестнадцатилетний Игорь, поощряемый сводной сестрой Зоей, имевшей абонементы в оперу, посещал театры: «...по воскресеньям даже дважды вдень...»