Глава 48

— Звучит заманчиво, — отхожу к столу и прилепляю к нему свою пятую точку, стараясь сохранять спокойствие, потому что огненная буря внутри все стремительнее набирает обороты, — и как же ты это сделаешь? М, сорока? Ты в доме судьи. В кабинете камера. Личико свое красивое ты засветила, милая. На руках наручники. Все не в твою пользу, как ни крути.

— А ты себя героем почувствовал, да, пернатый? — Скромная усмехается, но с места не спешит сдвигаться, усиливая взаимное напряжение. — Так, спешу тебя разочаровать, ты далеко не герой.

— Ты сама меня в ряды благочестивых записала, — пожимаю плечами, проглатывая горечь от ее слов, потому что заслуженно прилетает, — но сейчас не об этом. Что забыла в кабинете моего отца? Что найти хочешь?

— Перепутала с туалетом. — Сорока снова потрясывает запястьями, и по комнате пролетает звон наручников. — Все? Я свободна?

— Нет.

— Не боишься, что я запачкаю ваш дорогущий ковер?

Настя играет по полной программе, и меня это жутко раздражает. Она активно пытается убедить меня в том, что ей все равно, но это не так. Не все равно. Не наплевать. Ненависть к нашей семье сочится из нее. Проскальзывает в каждом слове и жесте. От осознания того, что ничего не исправить, становится жутко. Сколько бы не храбрился, а страх проникает в каждую клетку. Медленно, как эффективный яд.

— Я все знаю.

Говорю уже серьезно, переставая играть или юлить. Хочется разрулить эту ситуацию. Выяснить все до конца. Если днем я решил исчезнуть с радаров, то теперь уже поздно. Скромная засветилась не только перед моим отцом, а еще и перед Зауром, а это не хорошо. Если быть точнее, чертовски плохо.

— Что у меня недержание?

Усмехается, а я с места срываюсь. Близко к ней подхожу и смотрю прямо в красивые глаза. В темноте они еще красивее и бездонее. Еле сдерживаюсь. Скромная стоит, как вкопанная. Не моргает.

— Шутишь, да? А мне не до смеха. Ты не представляешь, куда лезешь.

— Я-то как раз-таки представляю.

Огрызается и улыбается злобно. Бьет меня ладонями в грудную клетку, отталкивая от себя на шаг, а может меньше. Зубами скриплю, но не сопротивляюсь.

— Тогда говори, Настя, когда ты перестала быть Громовой?

Замирает. Ладони в воздухе застывают. Секунды в часы превращаются.

— Сказал же, — процеживаю сквозь зубы, — знаю все. Можешь больше не притворяться. Кстати, брат твой, — потираю переносицу пальцами, потому что от напряга между нами голова начинает болеть, или все-таки удар по носу так сказывается, — нас слышит сейчас?

— Не понимаю, о чем ты.

— Да? Я знаю ваш старый адрес, сорока. Я там был и разговаривал с соседкой. — Усмехаюсь, вспоминая ту деловую бабульку. — Даже не просто разговаривал, а был в вашей квартире. Видел твою комнату. Косяки с пометками роста.