И это правда. Всей Галактике известно, что преданнее и упрямее товарищей, чем вуки, нет никого. Их верность и дружбу заслужить нелегко, но как только они тебе их подарят, то уж навсегда.

Хэн прислонился к переборке, проверил запас воздуха. Осталось три четверти баллона. Интересно, куда залетела «Мечта», пока он спал? Скоро он сходит в рубку, надо узнать, не сумеет ли он поладить с автопилотом.

Но пока Хэн невесело вспоминал Дьюланну, он забрался в своей памяти в более ранние дни. Самые первые, «настоящие» воспоминания (все до того — бессмысленные фрагменты, обрывочные образы, слишком давние и разрозненные, чтобы иметь значение) начинались в тот день, когда Гаррис Шрайк привел на «Удачу торговца» очередного найденыша… * * *

…Пацаненок скрючился у входа в грязный вонючий проулок и пытался сдержать слезы. Он слишком большой, чтобы плакать, нет? Ну да, он замерз, он голоден и одинок. Мальчишка вдруг подумал, а почему же рядом нет никого, но при этой мысли как будто захлопнулась огромная металлическая дверь, отрезав все, что скрывалось за ней. За дверью пряталась опасность, там таилось… зло. Боль и… и…

Пацан мотнул головой, длинные сальные волосы упали ему на лицо. Он смел челку рукой, такой грязной, что невозможно определить, каким цветом кожи наградила мальчишку природа. Одет беспризорник был в пару драных штанов и ветхую безрукавку, которая была ему мала. О существовании обуви мальчишка не подозревал. Покрайней мере такой, что подошла бы его ногам. Ходил ли он когда-нибудь обутым?

Кажется, он помнил какие-то ботинки. Хорошие ботинки, красивые, прочные, ботинки, которые кто-то надевал ему на ноги и помогал зашнуровывать. Этот кто-то был ласков, он улыбался, а не скалился, он был чистый и хорошо пах, носил красивую одежду…

БУМ-М!!!

Опять хлопнула дверь, и мальчишка (свое имя он знал, но с ним у мальчишки ничего не было связано) сморщился от боли. Лучше следить за мыслями, не давать им воли. Эти мысли и воспоминания — плохие, они делают больно… нет, лучше вообще не думать.

Он шмыгнул и без особого результата вытер сопливый нос. Только сейчас пацан сообразил, что стоит в грязной луже, просто ноги так замерзли, что он их почти не чувствует. Темнело, и ночь обещала быть зябкой.

Больно кусался поселившийся в желудке голод. Мальчишка не помнил, когда в последний раз ел. Может быть, этим утром, когда отыскал в куче мусора кавасу, сочную, зрелую, целую половинку. Или это было вчера?

Пацаненок решил, что нельзя понапрасну стоять в углу. Надо двигаться. Мальчик выбрался из проулка. Попрошайничать он умел… кто научил его?

БУМ!

Да и какая разница, как звали учителя, главное, что он был хорош. Скорчив жалобную гримасу, мальчик зашаркал к первому же прохожему.

— Умоляю вас, госпожа… — захныкал пацан. — Я есть хочу, я очень хочу есть…

Он протянул руку. Женщина, к которой он обращался, сбавила шаг, глянула на чумазую ладонь и в ужасе отшатнулась, подобрав юбки, чтобы не коснуться побирушки даже краем подола.

— Госпожа… — выдохнул мальчик ей вслед, разглядывая женщину не только с профессиональным интересом.

На ней было красивое платье, мягкое и переливающееся, даже вроде бы как светящееся в ослепительных фонарях кореллианского портового городка.

Женщина напоминала кого-то — гладкой кожей, большими темными глазами, волосами…

БУМ!

Мальчик всхлипнул от безнадежности и горя.