— Уж точно! — воскликнул мальчик, победно оглядываясь на других ребятишек, а затем прошептал сам себе, едва слышно, но восторженно: — Все, с милостыней покончено! Она — для молокососов.

Хэн, который только начал осваивать тонкое искусство обшаривания чужих карманов, испытал укол зависти. Если поднатореть, карманничество — плевое дело. И так гораздо легче выполнить дневную норму, устанавливаемую Фигней, чем выклянчивая у прохожих деньги. Если ты попрошайка, то тебе нужно удачно переговорить с тремя, как минимум, жертвами, чтобы получить с одного.

А вот карманник быстро набирает крупную сумму! Если выбрал верную цель, то за один прием берешь столько, что еще до полудня сдаешь Фигне выручку и бежишь играть. Интересно, если Хэн быстро справится с сегодняшним заданием, может, дроид позволит ему потренироваться?

Практиковаться на пегом, веретенообразном дроиде было весело, потому что Фигня уморительно выглядел в одежде. Робот натягивал на себя типичное для какой-нибудь местности верхнее платье и принимался расхаживать мимо ученика. Хэн научился избавлять Фигню от спрятанных кошельков, хронометров и кредиток и даже порой драгоценностей так, что дроид не фиксировал прикосновения его стремительных пальцев. Но пока еще — не на сто процентов. Отправляясь на «рабочее место», Хэн недовольно бурчал. Фигня требовал от своей малолетней шайки превосходства во всем, а в воровстве — особенно. Дроид никого не переведет в другую категорию, если не все попытки будут удачны.

Без долгих раздумий Хэн набрал пригоршни грязи и размазал по потной физиономии. Ну и на какой он планете? Вроде бы при нем ее никак не называли. Местные жители отличались зеленой пупырчатой кожей, маленькими подвижными ушами и крупными, как правило, лиловыми или темно-фиолетовыми глазами. Хэн знал на их языке всего несколько слов, но на память не жаловался и учился быстро, а потому был уверен, что к тому времени, как «Удача торговца» вновь тронется в путь, будет и понимать, и вполне бегло говорить на здешнем гортанном булькающем наречии.

Где только я не был, а погода здесь жаркая. И влажная. В блеклом, зеленовато-голубом небе тлело оранжевое солнце. Перспектива провести на улице несколько часов, хныча и клянча монеты у прохожих, не радовала. Ненавижу попрошайничать. Вот вырасту, пусть шлют воровать, размышлял мальчишка. Какой из меня попрошайка… А вор получится очень даже приличный.

Так, внешность в норме, только волосы разлохматить. За последнюю пару лет Хэн вытянулся, хотя ребра все так же выпирали из-под кожи хозяина, их разве что ветром не сдувало. Еще за это время он безуспешно пытался научиться говорить подобострастно, так, будто отчаяние довело его до края. Без толку.

Наверное, все дело во взгляде, не иначе. Наверное, по его глазам сразу видно, как ему противно и стыдно унижаться. Никто не уважает попрошаек, а Хэн жаждал уважения к себе едва ли не больше всего на свете.

Не простого уважения — положения в обществе. Он ничего не помнил о жизни до мгновения, когда Гаррис Шрайк отыскал его на портовых задворках, и все равно Хэн жил в уверенности, что раньше у него все было иначе.

Когда-то ему говорили, что попрошайничать стыдно, а красть… ну а красть — еще хуже. Пацан сердито закусил губу. Кто-то — наверное, родители, которых он не помнил, обо всем с ним беседовали. Когда-то очень давно его учили другому… и по-другому.

А сейчас… а что он мог поделать? На борту «Удачи торговца» существовало одно главное правило. Если не работаешь, то попрошайничаешь или воруешь. Если отказываешься работать, попрошайничать и воровать, то не ешь. Хэн ничего не умел делать. Он был слишком мал, чтобы летать, слишком слаб, чтобы грузить контейнеры и мешки с контрабандой.

Но не вечно же я таким буду! напомнил он сам себе. Я вырасту, скоро я стану большим, лет через пять. Тогда мне будет целых десять лет, может, тогда я буду достаточно взрослый?

Он уже выяснил: если настроиться на какое-то дело, все получится, обязательно. И полеты — не исключение.

И тогда я улечу отсюда. Мысли автоматически переключились на старую мечту, о которой Хэн никому не рассказывал. Как-то раз он исповедался одному из мальчишек, а тот паршивый врельт разболтал всему кораблю. Шрайк и остальные ребята несколько недель успокоиться не могли, а Хэну больше всего хотелось забиться под койку и зажать уши ладонями, чтобы не слышать их хохота и издевок. Потребовалось немало сил, чтобы равнодушно пожимать плечами в ответ и делать вид, будто ему все равно.

А когда лучше меня пилота не станет, я заработаю кучу денег и поступлю в Академию. Стану флотским офицером, вернусь, отыщу Шрайка, арестую его, и он прямиком загремит на Кессель. И там сдохнет… От последней мысли губы мальчишки кривились в хищной ухмылке.

Богатая кореллианская фантазия рисовала успешного во всех делах, уважаемого пилота, лучшего пилота в Галактике, владельца собственного корабля, с кучей верных друзей и кучей денег. И семьей. Во-во, настоящей семьей. Красивой женой, которая обожает его и разделяет с ним приключения. Дети, наверное, тоже будут. Этот пункт мальчик еще не обдумывал детально, но в одном был уверен наверняка: он станет хорошим отцом Не из тех, кто бросает детей на улице… Он их не оставит, как оставили его.

По крайней мере, Хэн полагал, что его бросили, хотя так и не сумел ничего вспомнить. Он даже фамилии своей не знал и поэтому не сумел разыскать следы. А может его родители вовсе не отказывались от него?

Вдруг их убили? Или его похитили, отняли у них? Хэн решил, что, пожалуй, этот вариант предпочтительнее. Если считать, что маму с папой убили, то на них и рассердиться нельзя, ведь они же не виноваты, что умерли, так? Они не хотели.

Сказано — сделано. Хэн стал думать, что родители погибли. Так действительно было легче.

Правды он наверняка не узнает. В курсе прошлого — один Гаррис Шрайк. Капитан постоянно твердит, что если Хэн будет вести себя хорошо, будет слушаться, хорошо попрошайничать, заработает много денег, то однажды Шрайк поделится с ним секретом, расскажет, как маленький мальчик очутился один на портовых задворках.