Перед ним, в шаговой доступности, стояли высотки черных скал хребта Муста-Тунтури, как крепостные башни неприступной стены, разделяющей материк и полуострова Рыбачий и Средний. Хребет являл собою монолитность и неприступность советских границ. Лёня, как и другие пулеметные расчеты батальона, сам находился в опорной точке, вмурованной в одну из таких скал.

В метрах 70-100 от его аванпоста располагались позиции немцев. Казалось бы, чуток пробежать и все, вражеская позиция захвачена. Но горная речушка, разделяющая позиции воюющих, крутые тропинки, ведущие на спуск к речушке и на вершину занятой врагом скалы, холод, ветер, обледеневшие скалы, колючая проволока, пули, свистящие над головой, делают эти сто метров непреодолимыми. В этом неоднократно убеждались красноармейцы, убеждались и немцы с финнами. Идет напряженное противостояние сторон, лишь изредка стороны обмениваются ружейно-пулеметными обстрелами и закидкой мин.

"Нам наступать не надо, мы на своей государственной границе", размышлял Лёня. "Мы выполнили свою задачу по поддержке пограничников и войск укрепленного района. И знатно немцам крови попортили. Нехай сидят в своих каменных пещерах и не высовываются". Правда немцы значительно закрепились там, по донесениям разведчиков, высотку превратили в цитадель с глубоко эшелонированной обороной, вырубив в хребте окопы и траншеи в полный рост, устроив орудийные и минометные позиции, ДОТы, бомбоубежища, склады боеприпасов, штабы, госпитали и прочее.

Тут его внимание привлек какой-то странный свистящий шум в небе и он стал поднимать голову вверх, приподнимаясь с бруствера, при этом неловко сдвинул стволом мосинки набекрень свою зимнюю шапку. В попытке разглядеть что-то в светлеющем небе, он не застал момента многочисленных мощнейших взрывов, происшедших на высотках, занятых противником. Эти взрывы застали бойца Мустейкиса врасплох, взрывной волной снеся его с аванпоста - шапка в одну сторону, боец с винтовкой в несколько другую. Ошеломленный таким обстоятельством Леонид, автоматически выверенными движениями принял винтовку на изготовку, все-таки он не салажонок, службу еще в 1934-1939 годах проходил, но палец предательски дернулся, нажав на спусковой крючок. Непроизвольный выстрел был сродни грому взрывов, происшедших несколько секунд назад. Его второй номер, спросонья, сразу схватился за ручку спусковой системы пулемета "Максим" и открыл огонь в сторону куда-то туда, где враг должен быть. И был весьма удивлен, как и Леонид, как и вывалившийся из ближайшего блиндажа потерянный во времени и пространстве старший лейтенант Листвицкий, что то оравший, махая в руках револьвером. Они все были удивлены тем, что результатом их взбалмошной стрельбы стало то, что нависающая над ними и занятая немцами высотка стала гореть адским пламенем. Горела вся, с запада, с востока, и с ближайшего к ним склона. Вся эта окружающая фантасмагория что-то перемкнула в мозгах Леньки Мустейкиса, взбудоражила все его внутренние желания, напрочь отринув все инстинкты самосохранения. Восторг от вида горящих вражеских позиций просто вскипятил всю его жизненную сущность и он, заорав во все свое молодецкое 30-летнее белорусское горло, ринулся в атаку. Его яростный порыв поддержал второй номер, бросив безуспешные попытки забрать с собой пулемет и схватив попавшуюся под руку арматурину. Листвицкий, то ли от переживаний, что бойцы его взвода вот так хотят массово дезертировать, сдавшись в открытую в плен, то ли от аналогичных Леониду побуждений, заорав что-то нечленораздельное, кинулся в догонку взводного аванпоста. Ошарашенные всем случившимся оставшиеся бойцы первой роты батальона, то ли поддерживая общее сумасшедшее состояние, то ли опасаясь не выполнения приказа старшего лейтенанта Листвицкого, хотя конкретно и не расслышав какого именно, с криками ринулись вслед за умалишенными сослуживцами, поддавшись всеобщей эйфории от вида горящего адским пламенем немецкого укрепрайона. Разбуженный неслыханными ранее взрывами командир батальона майор Непричастный, не выслушав до конца невнятный доклад своего заместителя, но поняв одно, что одна из его рот смогла произвести какую-то диверсию и теперь атакует злосчастную высоту 260, приказал немедленно поднять в ружье весь батальон и поддержать первую роту. Послав в атаку даже всех писарей и конюхов.

Добравшись до немецких позиций, без какого либо противодействия со стороны противника, бойцы 15-го отдельного пулемётного батальона застали удивительную картину. Оставшиеся в живых немецкие горные егеря просто сидели или бродили, нечленораздельно произнося какую-то молитву, постоянно крестились, некоторые смеялись, некоторые плакали и рыдали, некоторые сидели, просто уставившись в определенную точку пространства. Как и захваченный в плен лично Лёнькой Мустейкисом командир укреппункта высоты 260 полковник Карл Руефа, позднее вспоминавший этот день, как день страшного суда, как Армагеддон. А вокруг лежали опаленные тела и разорванные на части куски тел в немецкой форме.

Леонид Мустейкис получил свой орден Ленина и другие ордена и медали в последующим, но не посмертно, как было в реальной истории, когда он бросился как Александр Матросов на амбразуру.

А в это время, где-то высоко в небе, командир флотской авиагруппы Су-33 полковник авиации Закадычный докладывал:

- Гнездо. Гнездо. Говорит Стая-один. Объекты поражены. Повторяю. Объекты поражены. Расход по плану. 16 ОФАБ-500У. 16 ОДАБ-500П. 24 ФЗАБ-500М . 8 БетАБ-500.

И тут один из пилотов не выдержал и затянул песню, поддержанную всеми участниками операции и руководством.

Прощайте, скалистые горы,

На подвиг Отчизна зовет!

Мы вышли в открытое море,

В суровый и дальний поход.