– Получилось несколько… чересчур возвышенно, я бы сказал. – Тим делал героические усилия, чтобы не впасть в мелодраматический тон, но его голос заметно дрожал. – Я себя чувствовал как Перл Уайт перед локомотивом[57] или еще кто-то в том же роде. Никогда больше не стану потешаться над триллерами. – Он слегка выпрямился. – По правде говоря, все устроилось наилучшим образом. Тут тебе разом и транспорт, и подкрепление для Льюиса. А тебе позволили вести паровоз?

– Я как-то не догадалась попросить. А вот тебе, возможно, на обратном пути позволят.

Я обхватила его рукой и помогла приподняться. Следом за мной подбежали железнодорожники, и, хотя Тимоти прилагал все старания, чтобы как можно более плодотворно использовать свои познания в немецком, в этом не было необходимости. Не теряя времени, машинист и охранник проворно занялись ботинком и за считаные секунды освободили от шнурков сильно распухшую ногу; после этого они весьма внимательно и осторожно приступили к следующей операции: требовалось разрезать сам ботинок. Помощник машиниста тоже показал себя человеком с тонким пониманием происходящего. Пока другие хлопотали вокруг ноги Тима, он скрылся в направлении вагончика и тут же появился снова с плоской зеленой фляжкой, которую успел откупорить, и преподнес ее Тиму, проговорив при этом какую-то немецкую фразу.

– Эта фляга из заказа для гастхауза, – объяснил машинист, – но Иоганн Беккер не станет сказать «нет».

– Я чертовски уверен, что не станет, – подтвердил Тим. – А что это такое?

Я ответила:

– Бренди. Не раздумывай, это именно то, что тебе нужно, но, умоляю, не выпей все. Я бы тоже не отказалась от глоточка.

В скором времени, когда бутылка с бренди обошла всех по кругу (это испытанное средство для восстановления душевного равновесия оказалось для остальных не менее необходимым, чем для нас с Тимоти), пострадавшую ногу осторожно вынули из развалившегося ботинка. Затем наши спасители с воодушевлением подхватили Тима на руки и понесли к ожидающему нас поезду.

Вагончик, где нас разместили, был доверху забит всяческими припасами, но на полу нашлось место, чтобы сесть, а двери, как я заметила, могли запираться на замок.

– Сейчас мы, – сказал машинист, обращаясь к Тимоти, – доставим тебя прямо в гостиницу. Не беспокойся, фрау Беккер позаботится о твоей ноге, а Иоганн Беккер накормит завтраком.

– Если у тебя есть деньги, – мрачно заметил охранник.

– Не важно, я заплачу, – сказал машинист.

– О чем они толкуют? – спросила я Тима, и он перевел.

– Насчет завтрака я не очень уверена, – сказала я, – но доехать вместе с ними прямо до места, пожалуй, лучшее, что только можно придумать. И к тому же этот вагончик, по-моему, единственное средство доставить наших «друзей» вниз, в деревню. Мало того, мы обеспечим эскорт из надежных граждан, как просил Льюис: ведь у машиниста брат служит в полиции, и, как видно, ни у кого из них Беккер в друзьях не числится. Как тебе кажется, сумеешь ты им все объяснить, до того как мы тронемся в путь? Надо же их предупредить, пусть будут готовы к тому, что обнаружат в гостинице моего мужа, который держит под прицелом Беккеров и еще одного человека. И поставить их в известность, что они, как законопослушные граждане, должны будут оказать ему в этом деле всяческое содействие, доставить всю милую компанию вниз и держать до прихода полиции.

– Ну, я могу попытаться. Сейчас?

– Если ты не поговоришь с ними до отправления, после не получится: тебя не услышат. Этот высокогорный экспресс на ходу ужасно громыхает. Так что давай не робей… если твоего запаса немецких слов хватит для объяснений с ними.

– Ладно, попытаюсь. Вот только интересно, как по-немецки «кокаин»?.. В чем дело?

– В кокаине, – произнесла я упавшим голосом. – Я совсем про него забыла. Оставила его в карманах куртки, а куртку – на заднем сиденье машины.

– Что-что?! Ну, это поправимо, если машина закрыта…

– Нет, открыта. И ключи внутри, – сообщила я.