— Пойдет, — заверила его Ритка, — я — всеядна.

Он повернул ключ зажигания. Но автомобиль чихнул и заглох. Ему явно никуда не было надо.

— Чертово корыто! — завопил Жак в сердцах.

— Что, опять бензин? — засмеялась Ритка.

— Нет, на этот раз просто дурной характер, — фыркнул Ксавье.

Он быстро набрал номер автостанции, попросил к телефону своего постоянного мастера и попросил забрать свой «Понтиак» в ремонт, потом забежал в лавку, отдал ключи продавцу и сказал, что скоро за ними приедет парень из автосервиса. Затем он поймал такси и повез наконец Ритку к себе домой.

Они поднимались к нему по лестнице пешком, потому что оказалось, что в Париже лифты ломаются совершенно так же непредсказуемо часто, как и в России. Они смеялись и шутили. К Ритке вернулось ее утреннее хорошее настроение. И, хотя ей и ему тоже ужасно хотелось есть, они прямо с порога занялись любовью. А потом со смехом собирали разбросанную по квартире одежду и расставляли на столе съестные припасы.

— Как ты думаешь, его задержали или он успел смыться? — спросила Жака Ритка.

— Не сомневайся, у нас отлично работает полиция, — стрельнув пробкой от шампанского, сказал Жак. — А я для подстраховки позвонил еще одному серьезному товарищу, который занимается всякими пикантными делами, связанными с нелегальными иммигрантами. Думаю, что псевдо-Малевич уже за решеткой.

— А ты не можешь позвонить и уточнить?

— Пока нет, иначе им все станет ясно — что у меня особый интерес к этому делу, а я бы не хотел, чтобы они так подумали.

— Просто я немного переживаю, — пожала плечами Ритка, — он не простит мне потери денег!

И тут ее прорвало, сказалось, видно, нервное напряжение этого дня. Она в подробностях рассказала Жаку о том, что с ней сделали ублюдки, ворвавшиеся в ее квартиру. Она плакала, чувствуя, что с этими слезами уходит боль, застрявшая с тех горьких времен занозой в ее сердце. Жак жалел ее, качал на коленях, как дитя малое, и шептал ей на ухо всякие ласковые словечки, которых она порой не понимала. Он отпаивал ее дорогущим шампанским, словно сердечным средством. Но постепенно поток ее слез иссяк, и они вновь занялись любовью.

Он был очень нежен с ней, словно она стала вдруг стеклянным раритетом, который может рассыпаться на молекулы при малейшем резком движении. И она вновь подумала: как хорошо, что у них с Жаком случился этот роман! Он был чудесный, ее Жак.

На Париж медленно, словно кисейное покрывало, сотканное из тысячи грез, опустились сумерки, и город обволокло сиреневым туманом. Они оседлали подоконник и пили какое-то тягучее, почти черное вино. Ритка смотрела на город своей мечты широко распахнутыми глазами. И вдруг, словно по взмаху волшебной палочки, вспыхнули огнями его улицы. И она ахнула, не в силах сдержать восхищение.

— Как красиво! — прошептала она.

— И ты красива, — откликнулся Жак, не сводивший с нее глаз. — Нет, ты прекрасна! И если бы я был художником, я написал бы твой портрет.

— А хочешь, я напишу твой? — вдруг предложила Ритка. — У тебя есть ватман и карандаш?

— Ты что, рисуешь?!

— Ну, вообще-то да. Хотя это скорее хобби. Больше всего на свете мне нравится придумывать одежду, — сказала она. — Так есть у тебя бумага и карандаш?