– А что я могу рассказать?

– Все, наверное, можешь, – голос Юльки прозвучал неожиданно тепло, – кому тебе еще рассказывать?

– Некому. Я никогда не думала, что со мной такое случится. Все началось…

«В китайском ресторане на Гороховой», – подумала Таня, вспоминая. «Сейчас и ресторана-то этого нет, хотела зайти недавно, а там продуктовый магазин». Она слушала рассказ Марьяны, видела, как трепещет ее поле, и думала, что даже позавидовать толком не может. У нее таких эмоций уже не осталось. Все, что получается, – смотреть на волны чужих чувств. Ее внутренний океан спокоен и безмятежен, только изредка подергивается рябью тоски… «Таня, Таня…» – зазвучали в голове голоса. «Скоро, скоро – отозвалась она. – Совсем скоро». Встряхнулась, прислушалась. Вишневская что-то спрашивала у Марьяны, кажется:

– И долго это продолжается?

– Недели две. Как бред, как наваждение… Иду к нему, потом домой… Чувствую – больше не могу. А сегодня Глеб меня вдруг спросил: «Что ты дальше думаешь делать?» А я ничего не думаю. Я не могу Колю бросить, не могу, и все! Мне легче руку себе отрубить. И молчу. И он молчит. Тогда он спрашивает: «Тебе что, сказать нечего?» А мне и вправду нечего сказать. Но тут я как ляпну: «Глеб, я ничего в своей жизни менять не буду». А он отвечает: «Вот как? Тогда езжай домой. Денег на такси дать?» «Нет, – говорю, – спасибо, деньги на такси у меня есть». Вышла, поймала такси, покаталась по городу, потом еще гуляла, потом пришла к вам. К Татьяне, я не знала, что ты здесь. Вот и вся история. Знаешь, я сама понимаю – не к добру вся эта любовь, но я чувствую – еще немного, и буду бегать за ним как собачонка, брошу все и буду бегать, а он начнет меня мучить, как всех. А потом я просто пропаду, рассыплюсь в прах, когда разлюбит. И никто не будет виноват – он такой, как есть, я такая, как есть. Ничего изменить нельзя ни в его, ни в моей природе.

– И не нужно. – Таня поставила перед Марьяной и Юлей чашки с горячим чаем, налила себе.

– Нужно. Я не хочу его любить. Я не хочу разрушаться, не хочу страдать! Не хочу бросать семью! Не хочу, чтобы мои родные страдали. Не хочу! Я могу это изменить?

– Можешь, успокойся, – Таня погладила подругу по плечу, – все можешь, кроме любви. Любить ты его не перестанешь, даже если ведро отворота выпьешь.

– А что, не поможет? – Брови Шахновской взлетели, глаза округлились, как у обиженного ребенка. Она стала чем-то похожа на Юльку. «Хорошая парочка подобралась».

– Поможет. Ты перестанешь его хотеть. Понятно? Желание пропадет. А любовь останется. Ты будешь жить с ней долго, может быть, всю жизнь, потому что эта болезнь не лечится. Равнодушия не будет. Нежность, сострадание – все останется. Согласна?

– А у меня есть выбор? – Марьяна усмехнулась.

– Выбор есть всегда.

– Да, ты права. Нет, пусть будет. Делай отворот. С нежностью и состраданием я справлюсь.

– А я не могу.

– Как это? Ты что? Я зря шла? – Губы менеджера по недвижимости опять задрожали, как у маленькой девочки.

– У меня ножа нет. Черного.

– Как это нет? Куда он делся?

– У меня, – подала голос Вишневская. – Таня отдала его мне. Но без белого он не работает. А я белый взять не могу – ко мне не идет. Если ты возьмешь белый нож, я тебе помогу.

– Но тогда я стану ведьмой. Я изменюсь. Бесповоротно. Я знаю. Вадим говорил, я помню. – Шахновская переводила глаза с Тани на Юлю.