Вопреки первоначальным планам, он рассказал ей обо всем, абсолютно обо всем и сейчас испытывал странное чувство, что-то среднее между тревогой и облегчением. Поверит ли она в такое? И если да, то что же будет дальше?

Когда он наконец закончил, она положила обе руки ладонями на стол и откинулась на спинку стула.

Тишину разорвало ругательство. Бранные слова Нинон употребляла редко и не любила их – разве только в некоторых исключительных случаях.

Это совсем вывело Гомера из равновесия.

– Ты мне веришь? – прошептал он срывающимся голосом.

Взволнованная, она внимательно всмотрелась в его лицо, потом встала и, наклонившись к нему, прижала к себе так крепко, что он едва не задохнулся.

– Племяшек мой, знаю, каким бурным бывает твое воображение…

– Значит, не веришь, да? Считаешь, я все это придумал? Что я выдумываю себе фильмы из-за того, что мне так не хватает папы?

В его душе печаль и гнев слились в одну взрывчатую смесь. Гомер изо всех сил оттолкнул Нинон, но она удержалась за него и обняла еще крепче со слезами на глазах.

– Подожди, Гомер, подожди! Я очень хочу верить тебе…

Он так и застыл раскрыв рот.

– Ты очень хочешь? – пробормотал он.

Растерянный, он не знал, что и подумать, в голове все путалось. От смятения задрожали скулы, потом пальцы, словно по телу пробежал электрический разряд. Нинон прижала Гомера к себе еще сильнее, ее сердце бешено колотилось у самой его щеки, она тоже была в полном замешательстве.

– Ты так хочешь поверить – но не можешь, да? – вздохнул он.

То, что Нинон не ответила сразу, его совсем доконало. Это катастрофа, он испортил все. Теперь ему самое место в Гренатье. Отец навсегда останется заперт в своем чертовом фильме, вот как все кончится – то, что казалось единственной надеждой.

Он почувствовал, как тетина рука ерошит ему волосы – так нежно, что поперек горла словно встал клубок тревоги, от него стало больно.

– Как думаешь, Телемах любит пироги? – прошептала она.

Он посмотрел ей в лицо, суровое и серьезное. Нинон явно была не расположена к шуткам. Гомер ничего не понимал.

– Да, он гурман, – ответил он дрожащим голосом, – и вечно голодный.

– Как Саша?