Венцель едва не сломал себе язык, произнося непривычное для чеха имя, но наконец с ужасными гримасами одолел его.

— И потом еще одно: пусть господин Хароузек — я дружески прошу его, насколько это в его силах, — позаботится об одной знатной даме. Он, конечно, знает, о ком идет речь.

— Видать, вы говорите о знатной трясогузке, забавлявшейся со своим немчиком — доктором Саполи? Так она же развелась с мужем и упорхнула вместе с отпрыском и Саполи.

— Вы точно знаете?

Голос у меня задрожал. Как я ни обрадовался за Ангелину, тем не менее у меня сжалось сердце.

Сколько я из-за нее перенес волнений, и вот на тебе — она меня забыла.

Может быть, она считала, что я в самом деле убийца?

У меня к горлу подступил горький комок.

Верзила, казалось, чувствовал, что для беззащитного человека свойственно говорить обо всем, связанном с его любовью, он догадался, что творится в моей душе, так как робко отвел взгляд и не ответил на мой вопрос.

— Может быть, вы знаете, что с дочерью Гиллеля Мириам? Вы знакомы с ней? — сдавленным голосом произнес я.

— Мириам? Мириам? — Венцель озадаченно наморщил лоб. — Не та ли, что ночами частенько ошивается в «Лойзичеке»?

— Нет, конечно.

Я невольно улыбнулся.

— Тогда не знаю, — сухо ответил Венцель. Мы помолчали.

— Что Вассертрума черти забрали, вы об этом, ясное дело, слышали?

Я в ужасе вскочил.

— Ну да, — Венцель ребром ладони провел по горлу. — Убит, убит, это был кошмар, скажу я вам. Когда взломали лавку — поскольку несколько дней его никто не видел, — я, натурально, оказался там первым — а чего теряться! И там в своем поганом кресле сидел Вассертрум, вся грудь в крови, глаза как плошки. Знаете, я крепкий парень, но у меня в котелке все кругом пошло, скажу я вам, и тут я скумекал, что вот-вот упаду без сознания. Самому себе стал твердить без продыху: Венцель, повторяю, Венцель, не трухай, это всего лишь мертвый еврей. В глотку ему всадили напильник, а в лавке все распотрошено вверх тормашками. Натурально, как по статье, убийство с целью ограбления…

«Напильник! Напильник!» Я почувствовал, как у меня от ужаса остановилось сердце. Напильник! Значит, нашел он дорогу к Вассертруму!

— Я даже знаю, кто его прикончил, — вполголоса продолжал Венцель после короткого молчания. — Кроме рябого Лойзы, никто, скажу я вам, не мог пойти на такое мокрое дело. На полу в лавке я как раз нашел его перочинный ножик и мигом заначил его, чтобы не пронюхали легавые. А в лавку он проник через подземный ход.

Венцель резко прервал рассказ и несколько секунд напряженно вслушивался, затем бросился на нары и оглушительно захрапел.