Гилэстэл оторвал взгляд от Ригестайна, и предложил Ануэльде согнутую в локте руку.

— Благодарю, госпожа Ануэльда. Это я счастлив быть гостем в вашем доме. Ваш супруг оказал мне большую честь. А вы и ваш племянник согрели мое сердце родной речью.

— Я надеюсь, это не последний ваш визит? — глаза Ануэльды были почти умоляющими. — Я была бы признательна. Мне так не хватает новостей с севера, возможности поговорить с кем-то на моем языке. Ах, если бы Касильда могла порадоваться вместе со мной!

— Тетушка, — Ригестайн смущенно коснулся её плеча.

— Я готов бывать у вас, когда вам будет угодно. Если господин Карусто позволит.

Гилэстэл с улыбкой взглянул на купца, что с легким укором смотрел на жену.

— Ануэльда. Лучше поторопи слуги и приглашай гостей к столу.

Северянка еще раз поклонилась князю и Астиду, и, постукивая тростью о каменные плиты пола, ушла.

— Ригестайн, — обратился Карусто к племяннику. — Сыграй нам, будь любезен.

— С удовольствием, дядя.

Юноша перехватил арфу и тронул струны. Нежная мелодия заструилась по залу, заставляя гостей прервать свои беседы и обратить внимание на музыканта. А Ригестайн, не переставая играть, медленно двинулся меж гостями. Астид смотрел на него недоверчиво. Гилэстэл — задумчиво.

— Кто отец твоего племянника, панджо Карусто? — тихо спросил Гилэстэл купца, не отрывая взгляда от арфиста.

Купец потупил глаза, вздохнул.

— А кто ж его знает. Дело это давнее, тёмное да дурное. И тогда никто ничего не узнал, а сейчас и подавно. Все, что знаю, мне Ануэльда рассказала. Я её в супруги взял, когда Ригестайну второй год пошел. Да и то сказать, если бы не сестра её, Касильда, не видать бы мне моей женушки вовек. Я кто? Лавочник. А она из дворян, на меня и смотреть не хотела. А я любил её тогда, ух! Да и сейчас, мне дороже неё нет никого.

При этих словах запавшие щеки Карусто пошли алым от смущения за собственную откровенность. Гилэстэл наклонил голову и чуть улыбнулся, поощряя собеседника к дальнейшему разговору.

— Касильда младше неё на четыре года. Красавица была, каких поискать. Аккурат семнадцать ей стукнуло, когда пропала она. На представление вечером ушла, да и не вернулась. Ни её, ни носильщиков. Отец её весь Вааспурт перевернул, все околотки — ни следа. А через полгода она сама домой пришла — оборванная, умом повредившаяся и на сносях. С тех пор ни слова так и не сказала, все молчит и ровно не видит и не узнает никого. Тесть тогда и помер, удар его хватил. А Ануэльда одна, с полоумной сестрой осталась, да младенец вскоре появился. Отцов доход иссяк, сбережений тоже ненадолго им хватило. Она на заработки и нанялась — в мыловарню. Да то ли спросонья, то ли от усталости напортачила там чего-то, хозяин её побил жестоко. Как жива осталась — непонятно, но детей иметь не могла уж. И хромает с тех пор на одну ногу. Вот тогда я её и сосватал. Уж двадцать лет, как мы вместе. А Ригестайн мне и ей навроде сына, почитай. Мы его поднимали и растили.

Гилэстэл оглянулся на юношу, развлекающего гостей своей музыкой.

— А панджо Карусто знает, что Ригестайн… не совсем человек?

— Как не знать, — пожал плечами лавочник, с легкой хитрецой взглянув на князя. — Он с тобой, панджо Гилэстэл, одного дерева плод. Мальчонка когда родился, Ануэльдатак и сказала — полукровник мой племяш. В Вааспурте эльфов нет, разве что заезжие какие. И, стало быть, папашу его искать — дело глухое.