Деккер рассказал ей о том, что в настоящее время работает по Спарроухоуку и Дориану Реймонду. Странно, но это сообщение, казалось, не вызвало в ней ни тени удивления. Он решил, что она просто не показывает ему своих чувств. Сделать это было нетрудно, особенно Мичи, выросшей в японских традициях жестокого самоконтроля.
Когда она сообщила ему о том, что живет и работает в Нью-Йорке еще с сентября, он изумленно вскинул брови и спросил, почему же они не встретились раньше.
Разлив чай по чашкам, она сказала:
— Ты еще не забыл. Мэнни, что между нами заключено кейяку?
Деккер кивнул. Кейяку — что-то вроде договора, соглашения, отдельные положения которого могут меняться в зависимости от ситуации и если того потребуют обстоятельства.
Мичи улыбнулась и добавила:
— Я попрошу тебя об одном, Мэнни. Когда мы будем на людях, называй меня, пожалуйста, Мишель, хорошо? Меня зовут Мишель Асама. Я не чистая японка, а метиска.
Он молча ждал, когда она объяснит.
Она поднесла к губам свою чашку, изящно держа ее двумя руками, на каждой из которых на указательном пальце было по жадеитовому перстню, отпила маленький глоток и сказала:
— Мой отец, как тебе известно, занимался в Сайгоне вещами, многие из которых не могут быть названы нравственными и честными. Чего скрывать? Я не хочу иметь к этим его делам никакого отношения. Я не хочу, чтобы ко мне проявляли повышенное внимание американские власти или, еще чего доброго, ЦРУ. Я вообще не хочу, чтобы у кого-то моя персона пробудила ассоциации с Чихарой и тем временем. Теперь у меня новая жизнь.
— Но мне ты позволила перейти из своей старой жизни в нынешнюю? Поэтому и пришла ко мне в доджо?
— Я бы не пришла туда, если бы до сих пор не любила тебя. Ты знаешь, что мне нет причин с тобой лукавить. Я пришла к тебе, хотя это было сопряжено для меня с некоторыми неудобствами. Но я пришла, ибо люблю. Поверь, никаких задних мыслей у меня нет. Я не встретилась с тобой в сентябре, потому что у меня были на то веские причины. Как только представилась возможность, я появилась в дверях твоего доджо. Пока что тебе придется удовольствоваться этим объяснением. Иногда нам, детям самураев, позволительно хобен но усо — удобная правда. Или то, что вы называете «ложью во благо». Но сейчас я не пользуюсь этим. Я говорю тебе правду.
— Я верю тебе, Мишель. Хорошее имя. Французское.
Она подлила ему чаю.
— Французы до сих пор остались в Индокитае, хотя со времени их поражения прошли уже годы. Думаю, то же самое будет и с американцами. Значит, договорились насчет меня? Мишель Асама. Мишель. На людях.
— Ты же знала, что я буду согласен на все, еще прежде чем ты об этом скажешь.
— Да, я знала.
Он снова взглянул на нее. Она стала сильнее. Более решительная. Ей двадцать восемь, но выглядит она лет на десять моложе. Ему почему-то показалось, что она знает о нем много больше, чем он думает. Поэтому-то, и не задает тех многочисленных вопросов, которые были бы логичны после разлуки, длившейся шесть лет. Но Деккер быстро отбросил эту мысль. Между ним и Мичи ничто не встанет. Никакое препятствие. Ничего.
— Твой отец? — спросил он.
— Его продали вьетконговцам. Они назначили цену за его голову. У кого-то зародилась идея заполучить эти деньги. Не спрашивай меня об этом человеке. Со временем. Мэнни, я обо всем тебе расскажу.