Зеркало накрыло площадь, и на несколько секунд все замерли, будто попав в клей. Будто какое-то тепло поднималось из глубины каждого. Какой-то зов. Что-то важное почувствовали все, чего так не хватает в жизни. Отголосок любви, сочувствия, отблески далеких манящих огней.
А потом все пропало.
Святой Материалист схватил микрофон и радостно заорал:
– Галлюцинация! Галлюцинация! Вот она – галлюцинация!
И толпа вторила обрадованно ему:
– Галлюцинация!
Опять взмыли ракеты. Просыпалось просо фейерверков. Плебс отмечал Праздник Пифагора, по их представлению – сухого математика древности, сведшего все к простым истинам, а наделе Великого Мистика и Посвященного.
Час Откровения был отринут толпой, как нечто ненужное. Плебс давно привык к галлюцинациям. Он видел их часто. И он знал, что по постановлению Совета Справедливых за ними не стоит ничего, кроме обмана зрения. И эта мысль наполняла души спокойной уверенностью. Все просто галлюцинация…
– Галлюцинация, – прошептал инквизитор-аналитик и направился вслед за Святым Материалистом.
– Ну, что думаешь? – спросил Филатов, когда аризонцы покинули келью.
Госпитальер неопределенно пожал плечами.
– Мне показалось, что Динозавр искренен. Может, из этого сотрудничества что-то и выйдет.
– Ага.
– Оно взаимовыгодно.
– Угу, – согласно кивнул разведчик.
– Кроме того, он дал слово офицера.
– Это самое главное, – согласился Филатов, рассматривая экранчик на своем браслете.
– Кроме того, они поделились сведениями, которые узнали в библиотеке.
– Благородный жест с их стороны.
– И они понимают, что происходящее на этой планете гораздо опаснее для человечества, чем распри между Аризоной и Московией.