Черный шаман в ответ издал непереводимое фырканье. Пришельцы, пройдясь по городу, устало присели на лавочке у фонтана. Черный шаман пыхтел, обливался потом – было довольно жарко, хоть небо и закрывали низкие серые тучи. Из бронзовых грудей русалок вырывались и разбивались с радугой тугие струи воды. Рядом вздымались на добрую сотню метров каменные шпили храма. Это было достаточно безобразное архитектурное сооружение. Оно вспучивалось карнизами, балкончиками, скалилось зубцами башен, в нем ощущался какой-то вывернутый наружу натурализм. В нем совершенно не было высокого полета готики или монументальной основательности романского стиля, не было очарования русских церквей и суровости египетских храмов. В нем было воплощенное в камне свинство.
– Я хочу войти в это святое здание, – сказал Магистр. – И ты пойдешь со мной.
Черный, шаман сплюнул на землю, пробормотал что-то на ботсванском, его жир затрясся.
– Ты пойдешь! – настойчиво повторил Магистр. Колдун послушно поднялся.
Они распахнули двери – тяжелые, массивные, с бронзовыми кольцами. В храме было тихо и прохладно. На лавках сидело несколько человек, погруженных в благочестивые раздумья. Свет пробивался через витражи и мягко падал на предметы.
Магистр осенил себя крестным знамением. Огляделся в поисках алтаря. И тут его взор упал на отлитые из золота буквы на дальней стене храма.
– Боже мой! – прошептал ошарашенный Домен.
Огромные буквы гласили:
«ХРАМ ПИЩЕВАРЕНИЯ».
«РАБОТА ОТГОНЯЕТ ОТ НАС ТРИ ВЕЛИКИХ ЗЛА: СКУКУ, ПОРОК И НУЖДУ. ВОЛЬТЕР», – прочитал Сомов аляповатый транспарант, идущий вдоль стены двухэтажного обувного магазина.
Вольтер, Руссо, Дидро, Сен-Симон, Робеспьер, Марат, Дантон – эти подписи стояли под цитатами, без всякой системы прилепленными к половине домов. Судя по всему, французские просветители пользовались здесь большой популярностью. И еще – кажется, кроме них никто больше популярностью не пользовался, за исключением Справедливого Совета, решения которого тоже тиражировались в плакатах.
Сомов брел по городу. Пошарив в карманах, он нашел несколько серебряных песет – монеты с Мечты Боливара. Он решил проверить, не сможет ли приобрести на них что-нибудь. Убедившись, что это настоящее серебро, продавец магазина шляп осведомился:
– Что желаешь, Гражданин?
– Есть плащ?
Вскоре, получив сдачу медью, госпитальер, закутавшись в длинный плащ, побрел по улице. Несколько часов он гулял по городу.
Город был тысяч на сто населения. Из транспорта здесь главенствовали конки, тянущие вагоны по рельсам, и редкие электрические трамваи, а также бензиновые чудовища, создатели которых и слыхом не слыхивали о проблемах защиты окружающей среды. Были и всадники.
Выйдя на главную площадь, где стояло высокое здание, напоминавшее немецкие ратуши, а также возвышались несколько красивых зданий с башенками, на которых было серебром выведено – «Гильдия транспортников», «Гильдия крестьян».
– Ух ты! – вздохнул Сомов, увидев, что было в центре площади.
А в ее центре стоял эшафот. Площадь была переполнена народом. Яблоку было негде упасть.
Настроение у госпитальера упало ниже нуля. Он опять подумал о том, насколько опасен может быть этот мир. И о нем ничего неизвестно. Неизвестность – это страшно. Человек, не обладающий знанием, может принять кусок радия за обычную породу и подкидывать его в руке. Может сунуть руку в коробку эфиротранслятора и остаться без руки. Может шагнуть на поле транспортного игольника и быть размазанным по рельсу. Незнание – сила, притом сила злая.