8

Адепт Илай жил, как и подобает человеку-легенде, в мраморном дворце в греческом стиле с золотым куполом. Я пару раз проезжал мимо, но никогда прежде не пытался попасть на прием к владыке нашей теократии. Не по причине его недоступности, а просто за ненадобностью. Вход-то к нему всегда открыт для любого, главное соблюдать регламент.

Во дворец вела широченная лестница, на которой мониторились пошаговые правила аудиенции, всего пять штук: «Вход строго по одному», «На прием по изменению личного договора люди в нетрезвом виде не допускаются», «Вытирайте ноги», «Вопросы договоров модифицированных граждан не рассматриваются», «Подумай еще раз!».

Сильно нервничая, я вытер ноги и вступил под литой золотой свод дворца-храма.

Его преподобие, обложенный со всех сторон шелковыми подушками, лежал на троне размером с половину футбольного поля и храпел так, что висюльки на люстре качались. Рядом с необъятным телом адепта по заключению договоров стоял очень прозаичный пакет с молоком и тарелка с печенюшками. Во всем этом чувствовалась какая-то издевка и над дворцом, и над посетителем.

Зазвонил колокольчик, и адепт изволил открыть один глаз, рассматривая меня безо всякого интереса.

– Вопрошай, отрок. Ты по договору или по личному?

– По личному, ваше преподобие. Вчера во Фликс-Тауне баалиты похитили, а может быть и убили моего отца, Гюнтера фон Бадендорфа.

Адепт Илай колыхнулся и открыл второй глаз.

– Так-таки похитили и убили?

– Да, ваше преподобие.

– Прямо во Фликс-тауне?

– Да, ваше преподобие, и дом взорвали.

– Гюнтера Бадендорфа?

– Да, ваше преподобие!

– Надо же, какой кошмар! – Сказал адепт Илай и закрыл оба глаза.