Да ведь это… Но такого же не может быть… Это Дженни!
Вот только кругом безлюдно.
— Дженни! — позвал я.
— Да, Форрест. Я лишь хотела тебе сказать, что все образуется.
Не иначе, думаю, как у меня глюки! Но тут я внезапно ее увидел: наверно, только в мыслях, но она была рядом, красивая, как прежде.
— Форреста-младшего ты заберешь к себе, — говорит она, — и вырастишь его сильным, умным и достойным. Ты справишься, Форрест, я знаю. У тебя щедрое сердце.
— Но как? — спрашиваю. — Я же идиот.
— Ничего подобного! — говорит Дженни. — Может, ты и не самый умный парень в округе, но здравомыслием не обделен, в отличие от многих. Тебя ждет долгая жизнь, Форрест, постарайся прожить ее с толком. Я же повторяла это много лет.
— Знаю, но…
— Если вдруг зайдешь в тупик, я буду рядом. Ты меня понимаешь?
— Нет.
— Ну ничего, все равно я буду рядом. Так что возвращайся к своим делам, не сиди сложа руки и постарайся обдумывать каждый шаг.
— Дженни, никак не могу поверить, что это ты.
— Это я, будь уверен. А теперь ступай, Форрест, — говорит она. — В такую погоду хозяин собаку из дома не выгонит, но ты ступай, не глупи.
И я поплелся к машине, мокрый, как пес.
— Ты там с кем-то разговорился? — спрашивает миссис Каррен.
— Можно и так сказать, — говорю. — С самим собой, наверно.
Ближе к вечеру мы с малышом Форрестом и Дженниной мамой сидели в гостиной и смотрели игру «Новоорлеанских святых» против «Далласских ковбоев» — если это можно назвать игрой. В первой четверти «Ковбои» сделали четыре тачдауна, а наши — ни одного. Еще днем я пытался дозвоница до наших, чтобы обьеснить, где нахожусь, но в раздевалке никто не подходил. Наверно, все уже вышли на поле.
После первой четверти положение у нас было аховое, счет стал 42: 0, и коментаторы без конца талдычили, что я не вышел на поле, находясь неизвесно где. Наконец я сумел дозвоница до раздевалки, и трубку неожиданно схватил тренер Харли.
— Гамп, идиот! — разорался он. — Где тебя черти носят?