Фильм Каурисмяки – рай, открытый всем пролетарским героям, именно тем, кто с фрески Энкеля в алтаре собора Иоанна Богослова из Тампере. Образы этих фресок стали архетипом национального сознания: в одном из первых кадров в раю бомжей возникают два веселых мальчика ангельской внешности, братцы пролетарских мальчуганов Хуго Симберга, которые тащат на палке какую-то канистру вместо братишки-ангела. Все пережившие первую половину и середину прошлого века гражданские лица, не заработавшие на страданиях других, – вставная история предпринимателя, который грабит банк, ведь ему непременно надо получить свой замороженный по причине невыплаты кредита вклад и отдать долги рабочим, стоит того, чтобы о ней здесь вспомнить, – все эти праведники могли бы подыскать себе подходящий контейнер с электричеством, разбить огородик и жить, слушая Тяхти с Раутаваара под мерный стук колес ближней железной дороги.
Не помню уже, откуда у меня среди финских бумаг появился листок с текстом и черно-белыми фотографиями. Текст приглашал на виллу Кокконена, построенную Аалто, а фотографии двух улыбающихся лиц обещали приятный визит (всегда ведь есть опасение, что хозяева памятника будут не очень рады неожиданным гостям). Однажды я вспомнила, что Туусула – название места, где находится эта вилла, значится на съезде в аэропорт Хельсинки, то есть это не так уж далеко.
Композитор Йоонас Кокконен не случайно поселился возле озера Туусуланъярви: на другом его берегу в своем поместье Айнола в 1957-м скончался Сибелиус. Дом Сибелиуса, один из шедевров Ларса Сонка, стоит на высокой лесистой гряде, а невдалеке от него, на берегу, сосредоточены дачи многих знаменитых финских писателей и художников. Все они построились тут в конце XIX века, на волне финского Возрождения, потому, что на этом берегу, тихом и прекрасном, как и многие другие озерные края Суоми, закончил свою жизнь основоположник финской литературы Алексис Киви. Бревенчатая избушка с печью в полкомнаты – его последний приют – окружена деревьями, разукрашенными ленточками и приношениями, как в языческих священных рощах. Контраст между этой поляной, не сильно изменившейся с 1872 года, и, к примеру, мысом Халосенниеми, где стоит дом замечательного художника Пекки Халонена – высоченная карельская изба, в которую врезана хай-тековская студия в стиле модерн, позволяет почувствовать темпы развития страны, скорость ее разгона, набранную за четверть века благодаря истинному гражданскому воодушевлению.
Кокконен, написав три симфонии и сюиту для сопрано с оркестром «Загробный мир птиц», на пять лет был избран главой Союза финских композиторов (с 1965 по 1971 год). Именно в это время он заказал Аалто постройку виллы, и архитектор позволил ни в чем себе не отказать, убедив владельца оплатить стены из орегонской сосны и пол из каррарского мрамора. Однако, как это принято в частных домах, созданных Аалто, роскошь никому, кроме владельца и архитектора, не видна. Заметно другое: необычная форма дома, которая мягко открывается с каждым шагом, увлекая и создавая впечатление бесконечности открытий. Если вы уже добрались до Туулимюллюнтие в Ярвенпяя, то перед вами довольно-таки скромный бревенчатый коттедж с выдающимся белым навесом по всей длине фасада. Форма этого козырька от дождя сразу убеждает в том, что тут обитает пианист. Действительно, Кокконен любил выступать в концертах, и Аалто, думая над планом его дома, автоматически рисуя, изобразил рояль.
Рекламный проспект обещает, что у ворот нас встретит оперный певец Антти Песонен, проведет вокруг дома, а потом вместе с пианисткой Элиной Виитаила покажет виллу внутри и исполнит гимн «Финляндия» Яна Сибелиуса. Именно Антти и Элина сфотографированы для этой рекламы: в 2009-м они стали арендаторами виллы Кокконена. Композитор скончался здесь в 1996 году, дом отошел городку Ярвенпяя, за десять лет вокруг него вырос настоящий лес. И вот уже семь лет жизнь виллы в руках Антти и Элины, которых с ее владельцем и создателем связывает исключительно любовь к музыке и ландшафту.
Антти и правда встречает гостей у ворот с радостью (при нас он, проводив целый автобус, сердечно встретил компанию всего из четырех человек), и мы с ним идем гулять по участку. Здесь они с Элиной год от года, чтобы все грани постройки раскрылись взору в совершенстве, присматриваются к дому, решают, какие деревья спилить, где посадить цветы, сами корчуют и сажают, чистят пруд, а теперь волнуются, что муниципалитет прокладывает по берегу дорогу и вдруг какой-нибудь фонарь влезет в тщательно воссозданный вид на озеро.
Обходя с Антти вокруг дома, удивляешься неожиданной стати невысоких стен, узких окон, ритмически соотнесенных со стволами деревьев и, кажется, будто с самым свободным небом этих мест. А когда переступаешь порог, изумление усиливается. Невольно думаешь: вот сейчас этот веселый человек в клетчатой рубашке, коротких штанах и черных кроксах зайдет в дом, где у него будет ровно минута перевести дух, пока все оглядятся по сторонам и рассядутся на стулья в гостиной, и тут выйдет приветливая Элина (она только что приготовила кофе и кексы), заиграет на рояле, и ему придется второй раз за день петь гимн «Финляндия». Антти убежден в том, что Аалто строил виллу Кокконена ради самого невещественного в ней – чистого и сильного звука. Голос рояля разворачивается в этих стенах с такой силой, словно бы мы у самого синего моря. И голос Антти повелительно движется в музыке, как парус стремится по ветру среди волн.
Как раз в то время, когда шло возведение виллы, «Финляндия» Сибелиуса звучала в качестве гимна повстанческой нигерийской республики Биафра. Не в филармониях, но на дачных концертах особенно отчетливо сознаешь безграничность искусства, ощущаешь, как мощные волны звука проходят в пространство сквозь стены человеческих жилищ, композиторских обиталищ.
Дома композиторов, писателей и художников на берегах Туусуланъярви можно смотреть круглый год. Лучше всего – в конце августа или в первые дни сентября, когда в дачных садах поспеют яблоки. На Халосенниеми их бывает так много, что посетителям дома Пекки Халонена предлагают брать сколько угодно из расставленных у входа в сад корзин.
Модернист Халонен любил яркие сорта. Возможно, за их родство с гаммами фовистов, взращенными из золотого, лилового и оранжевого.
В художественном музее Куопио есть портрет двух девочек работы Халонена: погодки, лет семи и девяти, взобрались на лесной пригорок, освещенный солнцем. Снежная пыль мерцает в солнечной дымке то ли утра, то ли вечера. Девчонки в одинаковых простых платьях-пальто из серого сукна вносят в сказочный пейзаж строгий акцент общественной дисциплины. Но на руках у них четырьмя снегирями сидят красные шерстяные варежки – кажется, вот сейчас слетят стайкой на снежную шапку сосны, растущей под холмом. Эстетическим пафосом демократии, гротескным, прекрасным и радостным, дышит эта морозная картина, им окрашено финское искусство от архаики до модернизма. Аалто был прав: в городах Делосского союза и на берегах Туусуланъярви веет именно этот дух.
А самые удивительные яблочки – инопланетно гладкие, лимонно-молочно-янтарные, с зарей внутри, зреют в саду Сибелиуса и осыпаются бледным огнем на бронзовую могильную плиту автора «Финляндии».
Здесь хочется принести жертву богам. Лучше всего подошел бы осколок метеорита, наподобие тех, что люди со всего света шлют и везут в музей Сундома. Там, в центре колосящегося поля, хранятся разноцветные причудливые камни – космические реликвии, найденные повсюду: от мыса Горн до северного Полярного круга. Если у вас есть такой небесный камушек, может, и стоит ради общего дела отправиться с ним к берегам Похъёнлахти.
Иллюстрации
Роспись свода церкви Святого Генриха. Пюхтяя.
Погребальный герб семьи Крёйтцев из Мальмгорда.
Карл Людвиг Энгель. Мавзолей семьи Маннергеймов.
Экспозиция, посвященная Марии Линдер, в усадьбе Сварто слотт
Пекка и Антти Халонены. Дом художника Пекки Халонена.