4

– Она так и не возвращалась, – проскрипела бабушка Парфенова, подметая холодный тротуар метлой из березовых прутьев.

– Спасибо, что предупредили. Сколько времени прошло, а я ничего о ней не узнал.

Она угрюмо кивнула, сметая сор со ступенек лестницы.

– Больше никто не приходил сюда? – на всякий случай спросил я.

– Вы имеете в виду тех людей, так ведь?

Я кивнул. Она прекратила орудовать метлой и буркнула, что никого не было. Затем глаза у нее затуманились.

– Вы еще не успели спросить, а я все еще не могу припомнить.

– Что? Что именно?

Она досадливо затрясла головой и ткнула метлой, показывая, чтобы я шел домой.

На этот раз не было запахов духов, кофе, не было никаких неожиданностей. Меня встретила холодная, пустая квартира. Несколько часов я обрабатывал полученную от Юрия информацию, сочиняя небольшой репортаж и пытаясь складно и завлекательно выстроить услышанное. Напечатав, я в нетерпении вытащил из каретки последнюю страничку, но не потому, что закончил работу. Нет, это не конец, а только начало ее. Копирку и копии репортажа я сложил отдельно, а оригинал, закрепив скрепкой, положил в плоский кожаный кейс.

Это был подарок моей жены. Я получил его лет двадцать тому назад, продав свой первый материал Французскому информационному агентству. Кейс хоть и потускнел и был весь в царапинах, но с тех пор я не расставался с ним никогда. А вот семья наша распалась: жена ушла от меня, когда мое диссидентство стало угрожать ее медицинской карьере.

Заперев потускневшие застежки кейса, я снова вышел на улицу. Мне не давали покоя исчезновение Веры и опасения Юрия по поводу головорезов.