Письмо с письменного стола маркизы де Помпадур
Замок Фонтенбло
22 сентября 1752 года
Драгоценная моя Франни!
Полагаю, ты в добром здравии в Шуази, и мы с нетерпением ожидаем твоего приезда в Фонтенбло. Чтобы Аделаиде, бедняжке, не приходилось во сне мучиться кошмарами от воспоминаний об умершей сестре, Абель обставил для нее новые апартаменты.
Благодарю, что сообщаешь мне о местонахождении графини де Шуазель-Бопре. Нам известно о все возрастающей привязанности короля к ней, но она такая дурочка, что это всего лишь приятное времяпрепровождение, чтобы оживиться и отвлечься от неприятностей, – я готова держать пари, что парламент немного испортил ему настроение. Если бы только это, я бы не волновалась, да и тебе не стоит волноваться на мой счет. Его Величество такой же человек, как и все остальные, а потребности – какими бы низменными они ни казались – должны удовлетворяться.
Супруга маршала де Мирпуа, которая недавно вернулась из Лондона, присоединилась к нам в Фонтенбло, и я поистине наслаждаюсь ее обществом. Она без ума от кроликов и всегда путешествует с несколькими животными, включая огромного белого кроля с длинной шерстью, похожей на конскую гриву. Странное увлечение, но мне оно нравится.
Помню, как ранее Берни, когда учил меня, приводил ее в качестве примера вдовы, которая вышла замуж за человека из более низкого сословия. Берни называл ее «дурой в тюле» за то, что она навлекла на себя и свою семью такой позор. Но ты знаешь, милая Франни, что мне плевать на подобные условности, и, к счастью, ее второй супруг – герцог, поэтому ее возвели в предыдущий ранг.
До следующей недели, драгоценная моя. Мне жаль, что тебя укусили за шею, – от пауков стоит держаться подальше, и я надеюсь, что, когда ты приедешь, уже все пройдет. Удачного тебе пути, скоро увидимся.
Навсегда твоя,
Глава сорок первая
Двор устраивается в Фонтенбло, и я пишу королю о нашей следующей встрече. В своем послании я упоминаю тайную фразу: «Осторожность, всегда осмотрительность», именно это должен прошептать король, когда подойдет к двери, чтобы я его впустила. Это Стенвиль придумал – вынуждена признать, что от этого человека есть хоть какая-то польза.
Всегда существует опасность, что король, который иногда бывает слишком суеверен, может увидеть в череде наших несостоявшихся свиданий знак Господа (который выше самого Ришелье) и то, что наша связь обречена, поэтому было решено, что, как только я получу желаемые гарантии, мы не остановимся только на груди. Наконец-то!
Я облачаюсь в легкое, тонкое домашнее платье, а не те крахмальные юбки, которые сбиваются в самых неподходящих местах и которые обычно называют «клетками целомудрия». Я даже не надеваю чулки и чувствую себя почти обнаженной, пока ожидаю короля в своих апартаментах. Как и обещал Ришелье, мне во дворце отвели целых две комнаты с видом на Двор Принцев.
Мои комнаты расположены рядом с покоями старого герцога де Фитц-Джеймса, который напомнил мне, наверное, уже раз восемь, что в этих комнатах обычно останавливается племянница маркизы де Бузоль, которая теперь вынуждена, к собственной досаде, обходиться одной комнатой, да еще и в северном крыле.
Тетушка украсила мой салон настурциями, но их удушливый запах не дает мне покоя, поэтому я вышвырнула их, сколько могла, в окно, когда услышала приближение короля. В дверь поскреблись.
– Кто там? – игриво спрашиваю я.
– Сама Осторожность, – раздается исполненный надежды голос. – Нет, подождите. Осторожно, всегда осмотрительность. Сама осмотрительность?
– Входите, милорд.
Повисает пауза, потом какая-то возня с ручкой. Наконец-то дверь распахивается, едва меня не задев.