– Он едет!
Я лежу в постели, дремлю. Праздность – это чудесно. Моя сестра Маргарита, которую мама называет ленивой жабой, уверяет, что нет ничего лучше, чем ничего не делать. Моя кровать мягкая как пух, а простыни белые как снег. Я в этом неплохо разбираюсь и могу сказать, что это самые лучшие простыни; наверное, они стоят больше ста ливров. Если бы я умела писать, я бы написала письмо Бриджит и маме, рассказала им об этом чудесном доме. Но даже если бы я умела писать, они не смогли бы прочесть, и мама не стала бы тратить деньги на такие пустяки, как услуги чтецов.
– Кто едет?
– Граф! – отвечает мадам Бертран, врываясь в комнату. – Мы должны тебя подготовить. – Она начинает дико оглядываться вокруг, как будто ответ на свои душевные страдания можно найти на стенах или в окнах.
– Когда он приедет? – спрашиваю я, начиная развязывать свое платье. – Мне надеть новое голубое платье?
– Да, но сперва тебя нужно искупать и удостовериться, что все готово… ой! Напитки!
Я доселе не видела, чтобы мадам Бертран так суетилась; днем она спит, но по вечерам бывает довольно разговорчивой, а ее маленькие черные глазки – словно чернильные пятна – лихорадочно блестят. Сейчас у нее такой вид, как будто ее пробудили от глубокого сна.
– Его визит, должно быть, очень важен для вас, раз вы так волнуетесь, мадам, – вежливо говорю я, но женщина только недоуменно таращится на меня и тянет на кухню, где уже приготовили ванну.
Пока меня купает Роза, посудомойка с ужасным шрамом на лице, я уверяю мадам, что ничуть не нервничаю и ей тоже не следует волноваться. У меня уже был опыт, объясняю я ей, развлекать очень важных мужчин, нескольких герцогов, а однажды даже брата короля Швеции (это была не я, а сестра, но, быть может, моя ложь ее успокоит), и никто никогда не оставался разочарованным.
– Нет-нет, я не хочу сказать, что он мог бы принять тебя за шлюху. Нет, конечно же нет! Ты очаровательна, очаровательна! Но просто… все должно быть идеально. А теперь вытирайся и давай натрем тебя маслом, которое они прислали… Да где же оно? Роза! Где масло?
– Я не знаю, куда вы его поставили, мадам.
– Найди масло немедленно! – орет мадам Бертран, усаживаясь за кухонный стол, и тянется за огромным глиняным кувшином, чтобы попить.
Когда меня вытирают, намазывают маслом (какой приятный цветочный запах), одевают, а волосы подбирают вверх, мне велят сесть в гостиной, хотя мадам Бертран не уверена, стоит ли мне встретить гостя здесь или в своей спальне. Мадам Бертран заметно дрожит, и я догадываюсь, что она уже достаточно выпила из своего кувшина.
– Ее любимый яблочный джин, – шепчет мне Роза, а я улыбаюсь, узнавая запах, который раньше не могла распознать и который совершенно не вязался с этим чистеньким ухоженным домиком.
Приезжает мужчина, я уже видела его в мастерской художника.
– Месье Лебель! – радостно приветствую я. – Рада снова видеть вас! – Ой… быть может, граф – это переодетый герцог де Ришелье? Я помню его сальное бормотание, его гладкую лысину под париком, красивые перчатки, которые он прислал по моей просьбе.
– Разумеется, малышка, разумеется, ты меня не забыла. Ты выглядишь восхитительно, дорогая моя, восхитительно. Я не сомневался, что синий будет тебе к лицу, и никаких нижних юбок… – Он поднимает мне юбку тростью. – Отлично. Отлично. К вашей чести, мадам, все выглядит превосходно, – продолжает он, оглядывая гостиную. Взгляд его на секунду останавливается на кувшине, который продолжает сжимать мадам Бертран. – Но мне кажется, что граф предпочел бы начать визит в интимной атмосфере спальни. Там ведь тоже есть кресла и камин?
– Конечно же, сир, конечно же, сир, – отчаянно кивает мадам Бертран. – Роза! Роза! Камин в спальне! Все наверх!
Граф прибывает в сумерках, когда весь город засыпает после дневной суеты. Мадам Бертран, кажется, вот-вот лишится чувств и на самом деле падает, когда провожает графа в мою спальню, где горит огонь, а на блюде гордо стоит пирог с корицей. Повариха уверяет, что она лучшая кондитерша на три города и что граф никогда не пробовал ничего подобного.
Граф оказывается старше, чем я ожидала, но он все еще привлекательный мужчина с добрым лицом и мягким подбородком человека в расцвете лет. У него грива темно-каштановых волос, которые забраны назад в кружевной мешочек. На нем восхитительный бирюзовый сюртук, расшитый золотом и серебром. Я волнуюсь, потому что вижу признаки настоящего богатства. Один сюртук стоит тысяч пять ливров. Вероятно, граф богаче, чем маркиз де Ламонт, большой друг моей сестры!