— Войдите!

Ник освободил место худющей носатой женщине, похожей на Бабу-ягу в молодости. Женщина сунула под мышку папки с личными делами, расписалась в журнале и, окинув Ника цепким, оценивающим взглядом, зашагала к выходу.

Успел! А ведь мог бы не подойти к конторке, не сесть за стол… Тогда папки «случайно» попались бы ему в другой раз.

— Иди домой, Никита, — проговорила Маша. — Я в порядке. Ты просто меня еще в раздрае не видел. Я правда в порядке.

Покидая приемную, Ник не мог отделаться от ощущения, будто он что-то забыл. Тренькнул телефон, отчитавшись о сообщении. Вызвав лифт, Ник глянул на экран мобильного: пять непринятых от мамы. Значит, в приемной глушатся сигналы.

На улице, подняв воротник и повернувшись спиной к пронизывающему ветру, он перезвонил маме. Трубку она взяла тотчас и прокричала:

— Никита? Почему не отвечаешь? — Приглушенный голос сделался резким, истеричным, и Никита понял — беда. — Лешка в больнице, Никита… Как же мы упустили, проглядели, что он у нас наркоман, а? Чуть не умер, еле откачали. — Она судорожно всхлипнула. — Я только у него была — стыдно ему, отворачивается, как больной воробей, нахохлился. Съезди, а? А то на работе проверка серьезная, не отпускают. — Снова всхлипнула.

— Какой наркоман, мама, ты что?! Он все время за компом, как его угораздило? Попробовал, наверное, неудачно. Не волнуйся, я уже освободился, еду. Что-нибудь надо купить? В какой он больнице?

— В нашей, пятьдесят седьмой, терапия, пятая палата… Господи, да за что ж мне такое наказание?..

— Мама, тише. Я уже еду. Что купить?

— Ничего, сын… ничего. Я все сделала. Как же он так?.. Он же погибает у нас на глазах, а мы не обращаем внимания…

— Мама. Успокойся. Захожу в метро, тут связь плохая. Перезвоню.

У входа в метро на Ника нахлынули воспоминания: стон, крик, грохот, черный дым и терпковато-сладкий запах крови. Теперь он знает, как пахнет бойня. И знает, что не всех людей готов спасать.

Сглотнув соленый комок, Ник толкнул дверь.

Интересно, сколько должно пройти времени, чтобы воспоминания выветрились и обесцветились? Неделя, месяц, год?

К эскалатору тянулась очередь, Ник скрипнул зубами — так всегда, если куда-то спешишь.

Впечатления перемешались, и он впал в прострацию. Странные картинки проносились в голове: выжженная взрывами земля, пирамиды из вражьих черепов — апофеозом войны до самого неба; люди, море людей со знаменами, их глаза сияют, губы шевелятся, тысячи молодых, красивых лиц; тощий, бледный Лешка с воспаленными глазами шепчет: «Только маме не говори, ладно?»; озябший воробей нахохлился, поджал лапку, спрятав в перьях.

Чтобы попасть в палату брата, пришлось долго уговаривать постовую медсестру. Тетка попалась толстая, упрямая и бесчувственная. Ник уже начал терять терпение, но его спасла молоденькая санитарка. Побледнев, она ухватила толстуху за руку, потянулась и принялась эмоционально шептать ей на ухо. Медсестра приоткрыла рот, колыхнула брылями и буркнула:

— Идем за мной, только быстро…

Больницу Ник покидал раздерганный. Братишка оклемался, но выглядел как восставший из мертвых: бледный до синевы, с потускневшим взором. Завидев старшего брата, он скукожился, ожидая нотаций, но поняв, что ему ничего не грозит, рассказал, кто предложил ему попробовать «второй раз — бесплатно» — Глебушка из соседнего подъезда, подросток из состоятельной семьи, «серебряная» молодежь.