– Но почему непременно выкрали? – по инерции еще сопротивлялся Лаптев. – Может, американец сам быстро собрался и уехал?
– Да? Сам? Тогда зайди в 702-й и посмотри, – желчно посоветовала я Максу. – Если ты увидишь этот тарарам своими глазами, то перестанешь нести чепуху… А потом – вот! – Я предъявила ему найденный паспорт. – Погляди на эту ксиву. Ты-то должен знать, что янки документами не разбрасываются. И как он, по-твоему, уедет из страны без паспорта?
Последний мой довод стал решающим. Лаптев посерьезнел, мгновенно собрался, и мы, не дожидаясь лифта, бросились вниз по лестнице на первый этаж – искать по горячим следам каких-нибудь очевидцев: похитителям, при всем желании, трудно было избежать холла.
Служащие отеля оказались аховыми свидетелями. Портье, похожий на сильно состарившегося Буратино, сморщил лоб в гармошку, но американца так и не вспомнил. Искусственная блондинка из аптечного киоска вообще заявила, что с ее рабочего места ничего не видно, кроме рук покупателей – ну и денег, разумеется.
Третьим из опрошенных стал мой знакомый, полужурналист-полумент Вова – уже без своей обычной фуражки. Зато на нем был мятый вечерний костюм, стянутый ремнями портупеи по вертикали, по горизонтали и наискосок. Подперев ладонью левую щеку, Вова сидел в кресле близ гостиничной стойки и с отрешенным лицом пялился в телевизор. Звук оттуда был едва слышен. Шли новости. По экрану сновали раскосые люди в партийных френчах защитного цвета.
– Привет! – сказал Вова. Сегодня он был чуть трезвее обычного и потому меня узнал. Вернее, он был не настолько вдрабадан, чтоб меня не узнать. – Видали? Межжжународная об-ста-но-воч-ка, а? Накаляется! Мы тут сидим, пьем водку, музон, нормалек, а эти северные карель… корейцы на южных прям таку-у-ю бочку катят… Уже почти хотят мочить друг друга… ну враг врага, то есть… Такой большой бузы Севера с Югом даже штатникам не снилось – у ихнего-то Лильколь… Линьконь… Лин-ко-ло-кольна еще не было эй-бам… а у меня вот родная тетя в Находке, старенькая…
– Вова, милый, – сказала я и, удерживая за портупею, отвернула его от телевизора. И для лучшего контакта перешла с ним на «ты». – Давай про корейцев потом, а? Давай сначала про американца, про вот этого, смотри. Сосредоточься. Ты его здесь, в холле, не видел, недавно? Он здесь был – один или с кем-то?
Вова послушно взял у меня документ Алекса Роршака, поднес поближе к глазам, сосредоточился и медленно проговорил:
– Пас-спорт… Юнай-тед Стейтс оф…
– Дорогой мой, читать не надо. – Я взяла Вову за подбородок и сфокусировала его взгляд в нужном направлении. – Буковки нам не нужны, мы будем смотреть на фотку, во-о-от сюда, правильно…
Секунд двадцать Вова тупо разглядывал фотографию в паспорте, а потом внезапно хлюпнул носом и заплакал.
– Больной, совсем больной… – сквозь слезы проговорил он. – Даже ходить не мог… они его под руки вели, а он все время упасть хотел… Я сперва думал – вот молодец, прям наш человек! Набрался – и с копыт долой… А потом гляжу: не-е-ет, лицо-то у него не-ве-се-ло-е… не наше… Э, думаю, блин, он же болен!
Вова простер руку к гостиничной стойке, нашарил там какой-то бланк и утер слезы. Потом нашел еще один и громко высморкался в него. Портье благоразумно отвернулся, я – нет.
– Кто эти «они»? Ты хоть одного помнишь? Кто у них там главный был, не заметил? – затеребила я моего знакомца.
– Почемммму не заметил? – обиделся тот. – Я же не пьяный. И с башкой у меня все пучком. У них там этот рулил… как его… ну жирный, морда в ящик не влазит… Да вот же он у тебя! – Вова внезапно ткнул пальцем куда-то в направлении моего плеча. – Чего же ты мозги мне прессуешь? Смееесся? Надо мной?
Тут только я заметила, что кукольный пузан у меня по-прежнему зажат под мышкой. А я как-то и забыла про него.
– Значит, он похож на такого пупса? – торопливо уточнила я.
– Он не похож. Он и есть он. Со-об-ра-жать надо! Мозгами!
Своей сердитой речью Вова как бы подвел черту под нашей беседой: после слова «мозгами!» он сейчас же встал, отвернулся от меня, а затем нетвердым шагом отправился в сторону лифтов. На нас с Максом стали оглядываться, и мы поспешили выйти из гостиницы.
– Считаешь, в его пурге есть смысл? – уже на улице спросил Лаптев. – С одной стороны, он явно что-то видел. Но с другой…