Я молчу. Песня нагнетает, но я не могу пошевелиться и выключить её. Не знаю, зачем Том рассказывает мне это, но мне не нравится такая перемена в нём. Я не чувствую к нему ненависти, а воспоминания об Адаме, смешанные с рассказом Томаса и политые сверху трогательной песней, играющей в плеере, заставляют меня проникнуться жалостью и тоской. Я теряю бдительность, а потом меня охватывает неожиданный страх. Нет. Я не позволю этому человеку сбить меня с толку. Он издевался надо мной, посадил на поводок, лишал воды, пропускал ток через моё тело. И никакие трогательные истории не заставят поменять к нему моё мнение.

– Я похоронил его на кладбище рядом с мамой. Отца у меня не было, – продолжает говорить он.

– Зачем ты это рассказываешь мне? – спрашиваю я. – Я не проникнусь к тебе доверием, если ты будешь изливать мне душу.

– Я и не хочу, чтобы ты проникался ко мне доверием, – Томас кладёт предплечья на согнутые колени. – Я хочу, чтобы ты ненавидел меня. Я хочу, чтобы все меня ненавидели. Я это заслужил.

Я хмурюсь, непонимающе поворачивая к нему голову. Песня сменяется следующей ещё более грустной, и у меня складывается такое ощущение, словно мне специально закачали сюда все печальные песни этого мира.

– Заслужил? – тихо спрашиваю я, вглядываясь в его профиль, очерченный полумраком. – Чем?

Он сидит, облокотившись затылком о стену, и медленно дышит. Словно статуя. Словно тень.

– Я должен был унаследовать рак от матери, я был старшим, – медленно говорит Том. – И за что бы я не взялся, я всё получаю. Мне всё сходит с рук. Это как проклятие. Поэтому я постоянно испытываю судьбу. Когда-нибудь моя удача закончится, и всё, что я сделал, вернётся ко мне.

Он поворачивает голову ко мне, и я замираю. Он смотрит на меня, и в этот самый момент я в таком замешательстве, что совершенно не понимаю, что происходит у меня внутри. Ненависть отступает, смешиваясь с обидой и отвращением, поверх всего этого ложится понимание и сострадание, а потом и нечто иное, но всё это снова пропадает под страхом и недоверием.

– Ты делаешь так, чтобы тебя ненавидели, потому что хочешь, чтобы удача отступала и тебя настигло наказание? – переспрашиваю я.

– Что-то вроде этого. Да, – тихо говорит он. – Может быть, когда-нибудь именно ты убьёшь меня?

Я тихо выдыхаю, и парень пользуется этим. Он неожиданно приближается и целует меня. Я не успеваю сообразить, что происходит, и только через несколько секунд отталкиваю Тома.

– Перестань…

Парень перехватывает мою руку и толкает меня на пол – я падаю на спину, наушники выскакивают из плеера, и теперь музыка тихо разлетается по пространству.

– Не заставляй меня использовать ошейник, – на выдохе произносит Том. Его голос звучит серьёзно и настойчиво, словно бы передо мной появляется совершенно другой человек.

Его руки скользят по ногам, когда парень оказывается между моими ногами. Пальцы сжимают бёдра – Том нагибается и целует меня в шею, потому что я отворачиваюсь и не позволяю больше прикоснуться к моим губам. Его руки сжимают грудь и срывают несколько пуговиц с рубашки.

Я пытаюсь снова оттолкнуть его, но мои руки оказываются прижатыми к полу.

– Я же сказал, – тихо рычит он.

Парень отстраняется, забирается мне под рубашку, потом рывками снимает мои джинсы. Я пытаюсь отвернуться и спрятаться хотя бы от его взгляда, потому что прекрасно понимаю, что если буду сопротивляться, то всё закончится хуже, чем я могу себе представить.

Томас хватает мой подбородок цепкими пальцами и заставляет меня посмотреть на него. Парень нависает – его лицо практически возле моего, глаза распахнутые, тёмные и властные, и неожиданный жар скользит по всему моему телу, словно пожар.