Я вскочила. И, хотя колеса повозки вращались довольно быстро, я выпрыгнула из нее на ходу. “Hayir! Hayir!”[60] – закричал полицейский. Стоило приземлиться, и боль разорвала меня надвое. Я рухнула посреди дороги и ударилась головой. Последнее, что я слышала, – как со скрипом затормозила повозка. И, пока я лежала, истекая кровью, все скорбные голоса, которые я так долго заглушала, вырвались наружу. Они велели мне оставаться там, где мне самое место, – в грязи.

Знакомый потолок – низкий, в крапинку. Я лежала в комнате со светло-бежевыми стенами, боль была приглушена, по трубке в тело поступала какая-то жидкость. Правая рука на перевязи, нестерпимая жажда. В углу – темноволосый мужчина в форме, белоснежной и отутюженной. На эполетах по три золотые звездочки, лицо расстроенное.

– Вы знаете, где находитесь? – спросил он, когда я пошевелилась.

Я покачала головой.

Я лежала на каталке. На мне тоже была форма – бледно-голубая.

– Вы в больничном крыле Военно-морской академии, – сказал он. – Вас доставила сюда полиция. (Я попыталась откашляться, но в горле совсем пересохло.) Вы желаете пить? – Он наполнил бумажный стаканчик водой из бака у стены и протянул его мне. – У вас перелом ключицы. Через месяц или два заживет. Рану на голове зашили. Думаю, шрама не останется. Я хочу сказать, вам очень повезло. (Вода была такой ледяной, что я не чувствовала вкуса.) Еще?

Я осушила стаканчик и промычала: “Угу”.

В его походке была юношеская ленца. Но для курсанта он был слишком взрослым. Наверное, офицер. Передав мне стаканчик, он улыбнулся.

– Как вас зовут?

– Элспет, – прохрипела я.

– А, вы можете говорить. – Он улыбнулся еще шире. Зубы у него были такие же ровные и блестящие, как стрелки на брюках. – Элспет. Окей. Хорошее имя.

Я изумленно молчала.

Он достал картонную папку с полки на стене. Сквозь окошко в двери виднелся коридор. Его стены были от пола до потолка увешаны фотографиями курсантов в парадной форме.

– Полицейские привозят вас и говорят: у нее нет документов. У нее нет имени. Они думают, вам здесь не место, а значит, помощи вы не заслуживаете, но не хотят пачкать руки вашей кровью, вот и везут вас сюда. Некоторые люди в этом мире не знают, что такое доброта. Вы понимаете, что я вам говорю?

Я изумленно молчала.

Он пролистал папку с записями.

– Но теперь у вас есть имя. Элспет. Видите – теперь вы человек, как я и они. Вы такая же, как все. – Он извлек из папки прозрачный вкладыш. Нижний угол оттягивали мои жетоны. Рядом виднелся мятый конверт. Он протянул мне вкладыш, чтобы я получше его разглядела. – Этого я им не показывал. Но, возможно, придется, если будут затронуты мои интересы.

Это было письмо Маккинни. Оно сильно пострадало от воды. Ее наклонного почерка на конверте не было. Одни машинописные слова, поблекшие и расплывшиеся: