Оставшись без дома и смены белья, Тиссей разозлился, но управы на Городского Мага не нашёл. Решив ехать в Магистрат с жалобой, лекарь столкнулся с тем, что все его счета были заблокированы. Семья осталась без копейки денег, кроме небольшой платы от последнего пациента, лежавшей в походном лекарском чемоданчике. Заступников у них не оказалось.
Люди, охотно пользовавшиеся услугами и лечением семьи Шарвин, оказались слепы и глухи к ситуации, когда помощь понадобилась самим целителям. Большинство боялись гнева неуравновешенного мага, тем более, что к тому моменту его власть в городе была абсолютной — он под разными предлогами избавился от нескольких заместителей и почти всего штата городской магистратуры, оставив на постах только верных себе людей.
Из города Янина и Тиссей убегали пешком, стараясь замести следы и спрятаться в лесу. Спустя несколько голодных дней они вышли к поместью Д’Вельсордов. Будучи магом, младший из проживающих там братьев не только знал преследователя Янины, но и был готов встать на её защиту в обмен на рождение наследника. Под гнётом обстоятельств Янина приняла предложение руки и сердца от него и осталась в поместье, обеспечив семье защиту, кров и покой. Муж был сильно старше, и она никогда не испытывала к нему романтических чувств, но уважала как человека и хорошего отца.
Война между её немолодым мужем и сумасшедшим магом длилась ещё четыре года и закончилась смертью обоих участников. Смерть мужа для Янины трагедией не стала, сердце болело только за маленького Баркая, лишившегося заботливого и любящего отца в совсем юном возрасте. Дядя, старший брат отца, и дед старательно заменяли мальчику папу, пока месяц назад в их размеренную жизнь не вмешалось проклятие.
Как-то так само собой вышло, что в ответ я рассказала свою историю. Обнявшись, мы долго плакали, прижимая к себе Баркая, из которого по капле утекала жизнь. К обеду он перестал дышать, а Янина впала в пугающий ступор. Я отправила слугу за Шаритоном и Ринаром, а сама держала её за плечи, боясь отпустить. Она больше не плакала, но в её глазах плескалась такая боль, что я не могла не думать, что проклятие забвения — это избавление от страшной участи помнить смерть своего ребёнка, сходить с ума от боли потери и горя. В момент, когда умер Баркай я думала только о том, что я желаю забыть это, и желаю, чтобы это забыла Янина, потому что чувствовала, что иначе она тронется умом.
Оказалось, что здесь мёртвых не хоронят, а сжигают. Спустя какой-то час после смерти Баркая мы все стояли во дворе, наблюдая как строится погребальный костёр. Шаритон и Ринар со своей верной десяткой стояли отдельно, тихо переговариваясь с Эддаром. Я держала за руку Янину, стоявшую в стороне ото всех.
— Ты знаешь, ко мне магия вернулась. Словно ничего и не было, — голос у Янины был мёртвым, как и глаза. Пустым взглядом она наблюдала за тем, как занимается костёр, и меня не покидало ощущение, что она хочет взойти на него вслед за сыном. Равнодушная и выжженная изнутри, она спокойно смотрела, как улаживают формальности слуги и как Тиссей несёт тело мальчика к костру.
— Ох, и сюда добралась сонная лихорадка! Горе-то какое! Лишимся деток, всех деток лишимся! — надрывно взвыла неподалёку пожилая служанка. И что-то в её словах заставило меня обернуться и найти глазами скорбное лицо. Женщина не выглядела ни сумасшедшей, ни одержимой, но её слова странно царапали слух, занозой застряли в душе, и я никак не могла от них отмахнуться. Пришлось подозвать её жестом поближе. Отпускать Янину я побоялась, а тащить за собой было кощунством.
— О чём вы?
— Так сонная лихорадка, магическая хворь. В бедных кварталах сегодня уже два костра сложили, так и до дворца болезнь добралась. Теперь только смерть нас ждёт, молодая госпожа. Семьдесят лет назад я девушкой была совсем юной, но помню, как сейчас. Все дети погибли, на весь наш район тогда семеро малышей только и выжило, кто был со способностями. Остальных развеяли по ветру. Такое горе, госпожа Алина, несколько лет после этого Итáрь как мёртвая была. Закрыли нас тогда, запечатали, да и к лучшему это, не вырвалась хворь из Итари, удержали её. Кострами ли, молитвами ли, жертвами ли. Но удержали. Я видела сонную лихорадку, знаю как она выглядит, вот и сейчас видела, она это. Дворцовый мальчик ещё отличается, хоть и похож, а в бедных кварталах, уж верно она это, магическая хворь. Я уж и страже вчера сказала, и к Городскому Магу ходила, чтобы ворота закрыли до дальнейшего выяснения. А что тут выяснять, спасения от неё считай, что и нет, сонная лихорадка только магией и лечится, но в городе тысячи детей, а лекарей-то дай будет четыре десятка.
— Вы говорили с Шаритоном?
— Да к нему разве попадёшь? Я и сейчас подходила, так стража не пустила. С магом говорила, выслушал он меня, обещал дороги перекрыть, но чует моё сердце, что не поверил он мне. Только один раз вспыхнула сонная лихорадка, мало кто её видел, мало кто в живых остался, тем более тут, в Арластáне. В Итари уж признали бы, а тут, да в бедных кварталах, кто ж её знает-то?
— И как она лечится?
— Только магией. Ни настойки, ни снадобья не помогают, детки просто засыпают, мучаются от лихорадки и горячки, да так и умирают, не просыпаясь.
— А взрослые как переносят?
— Это уж как получится, тоже и лихорадка может быть, и в костях ломота, но взрослые в спячку не впадают, болеют, но перебарывают заразу эту. Слабые кто и больные, старики могут не выдюжить, но в остальном как простуда проходит, сонливость только сильная да температура высокая, вот и отличия.
— И вы уверены, что в бедных кварталах это именно оно?
— Жизнью клянусь!
Кровь у меня закипела, а сердце забилось чаще. Я поверила этой простой пожилой женщине, в голове мучительно стала оформляться какая-то мысль, но я тщетно пыталась поймать её за хвост. Янина стояла рядом и безучастно смотрела, как догорает тело её любимого сына, а в голове внезапно начал складываться план.
— Пойдёмте со мной. Янина, Тиссей, вы мне нужны.