Я закричала, не в силах больше выносить происходящее.
В едином слаженном порыве остальные ударили в ответ, переплетая потоки, объединяя силы и обрушивая на иномирную колдунью всю мощь этого мира. Столкнувшись с лёгкой вибрирующей преградой, могучий поток магии стёк к её ногам, впитался в землю и вызвал лишь оскал.
А голубая тварь уже изливалась следующей смертоносной волной. В нас летел белый звон, сминая воздух, лишая дыхания, отнимая жизни.
Каждый встретившийся с этой магией падал на землю, хватаясь за голову.
Звон настиг и меня. Голову словно обручем сковала защита купленной мною заколки, помогая справиться с раздирающим звенящим звуком. И я осталась стоять одна среди десятков лежащих тел. Я знала, что они мертвы. Я умирала с каждым из них, даже сквозь ментальные щиты я ощущала их боль, страх, непонимание, обречённость и темноту.
Я чувствовала смерть любимого так, словно умирала сама. Каким-то невозможным образом я видела одновременно упавшего сверху на Машу Шаритона в последней, отчаянной попытке защитить. Её стеклянные, безжизненные глаза, струйки крови из носа, дикую улыбку на лице павшего рядом Хашшаля, страшную позу лежавшего изломанной куклой Даттона. Видеть поле битвы глазами погибших на нём любимых людей — это слишком много. Слишком много для одной меня.
Рождая безумную надежду, поднялся Ринар. Его удар был страшным, вокруг разверзся пылающий ад, казалось, что небо оплавилось, смешалось с горящей землёй. Ящерица полыхала в этом потоке, но лишь скалила зубастую пасть. Она была слишком сильна!
— Ринар, нет!
Я побежала к нему, поняв, что он будет биться до конца, не зная, как остановить её, но не в силах оставаться в стороне.
— Уходи! — его рёв разнёсся по Мертвому острову, тревожа покой павших воинов.
Прикрывая меня спиной, он боролся с ней, расходуя остатки резерва и пытаясь подойти ближе, на расстояние удара клинком, но она отбрасывала его от себя раз за разом.
Когда огонь иссяк, опалённая тварь метнула в Ринара тёмным мерцающим сгустком, который легко прошёл сквозь остатки щита, влетел в его грудь и остановил родное мне сердце. Муж замертво рухнул на оплавленную землю.
Если мне казалось, что я знаю, что такое боль, то я ошибалась. Богини сыграли злую шутку, если я и могла остановить эту мразь, то мне было уже всё равно. Жизнь для меня остановилась с последним ударом сердца Ринара. Остановился мир, остановились звуки, остановилось время. Я тоже остановилась. Мне больше некуда было бежать.
Мне потребовалось несколько вдохов на то, чтобы понять, что вокруг что-то не так. Я не помню, что именно меня смутило. Сначала поза колдуньи, которая молча замерла со странно вытянутой рукой и полуоткрытой пастью. Потом люди в клетках, которые были живы, но замерли без движения в невозможной, нереальной синхронности. И, конечно, абсолютная тишина вокруг, такая странная и неправильная.
Догадка, дикая мысль вспыхнула внутри, и я снова бросилась в сторону колдуньи. Я не знала, сколько осталось до момента, когда мгновение перестанет быть вечностью, когда этот мир снова очнётся, когда неумолимый поток, который я начала ощущать утром после свадьбы, не возобновит своё движение. Я бежала изо всех сил, к единственному, что ещё имело смысл: к своей мести.
Ящерица была выше и тяжелее меня, но я смогла свалить её с ног, а дальше растерялась, у меня с собой не было ничего острого, кроме небольшого кинжала.
Вынув его из ножен, я нанесла удар, но от плотной чешуи острое лезвие отскочило, даже не оставив царапины. Разве это могло меня остановить? Огонь Ринара, последнее, что осталось во мне от мужа, потёк по моим пальцам, превращая кинжал в раскалённый добела стилет. Остервенело ударяя раз за разом, я смогла наконец проткнуть бронированную кожу голубой твари, пустив тёмно-багровую, почти чёрную кровь.
На то, чтобы отрезать рептилии голову у меня ушла целая вечность. Времени больше не было, мир оставался бездвижным. Искромсав руки об острые гребни и чешуйки, я билась в исступлении, потому что по ощущениям мне словно приходилось резать камень. В конце я была вынуждена изо всех сил отрывать ненавистную голову от тела, уперевшись в кровящее горло ногой. Уцепиться у мерзкой твари было особо не за что, поэтому я с садистским удовольствием воткнула пальцы ей в глаза и тянула, уцепившись за надбровные дуги. Меня колотило от ненависти и боли.
Закончив, я подошла туда, где лежали тела близких мне людей, и положила голову к ногам Ринара. Захлёбываясь рыданиями, упала ему на грудь, касаясь окровавленными пальцами родного мёртвого лица, желая умереть вместе с ним, не вынося разрывающего меня горя. Он был прав, мой невозможно упрямый маг, нет ничего больнее, чем игры богов.
Не знаю, сколько времени прошло, я его больше не ощущала, мне не хотелось думать, жить и чувствовать. К судьбе тех, кто остался на кораблях, я была безразлична. Знают ли Лисса, Вельма и Карина о своих потерях или их тоже достал смертоносный удар? Мне было всё равно.