К сожалению, у А.Г. Дугина и В.И. Ленина есть общая методологическая слабость. Кто им внушил, что они поймали истину за хвост и Россию спасет именно Идея евразийства (в первом случае) или коммунизма (во втором)? Вдруг ей потребна какая-то другая, им неведомая животворная Идея. Или (страшно молвить) она может вообще обойтись без государственной идеологии и вдохновленных ею чип-н-дейлов, неустанно спешащих на помощь. Как обходятся (по алфавиту) Австралия, Бразилия, Британия, Германия, Канада, США, Франция, Япония…

Если бы Идея снисходила к ним в виде Божественного Откровения — тогда вопросов нет. Тогда система замыкается и становится логически неуязвимой: верим, потому что верим. Беда в том, что большевики и А.Г. Дугин функционируют в заметно изменившейся со времен Средневековья социокультурной среде, для которой ссылки на Небо в качестве источника власти уже маловато. Действенное объяснение должно быть правдоподобным. Понятие правдоподобия изменяется в пространстве и времени вместе с эволюцией общества. Применительно к достаточно интеллектуально развитой России/СССР это означает, что мобилизационная Идея должна иметь хоть сколько-нибудь наукообразный вид.

Собственно, В.И. Ленин так и действовал, решительно утверждая, что идея (у него, как материалиста, со строчной буквы) неизбежности и благотворности коммунизма научно доказана. Что, конечно, грубая натяжка. Сам К. Маркс признавал (а Ленин в «Государстве и Революции» обильно цитировал), что факт существования классов и классовой борьбы был известен задолго до него. Себе в заслугу он ставил не это, а доказательство антагонистического характера этой борьбы и ее неизбежного завершения социальной революцией с последующим установлением диктатуры пролетариата. Что хорошо и прогрессивно, ибо ведет к коммунизму. А лучше коммунизма ничего и вообразить нельзя. Очевидно же: «Марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата»!

Тонкость в том, что как раз эта (главная и «очевидная») часть ленинской доктрины с научной точки зрения так и осталась недоказанной. Классовые противоречия и борьба, похоже, действительно имеют место, а вот непримиримый революционный антагонизм наблюдается только в довольно узком и специфическом наборе социокультурных сред. В развитых неидеократических государствах пролетариат и буржуазия научились как-то между собой договариваться и находить компромиссы. Судя по практическим результатам, у них неплохо получается. Во всяком случае, они, в отличие от идеократического СССР, продолжают объективное существование.

Более того. Непонятно, как вообще можно что-то научно доказать применительно к будущему — хоть ту же неизбежность наступления коммунизма. Можно предположить, спрогнозировать, разработать пучок более или менее правдоподобных сценариев — это да. Но откуда Марксу с Энгельсом было ведомо, что производительность обобществленного коммунистического труда непременно окажется выше, чем частнособственнического, плановое регулирование будет эффективней рыночного и с установлением диктатуры пролетариата исчезнут войны и эксплуатация? У них что, была машина времени? Вроде бы нет. Или, может, Ф. Энгельс поставил натурный эксперимент, отдал одну из своих текстильных фабрик под управление трудящимся, а потом сравнил производительность и конкурентоспособность? О таком тоже никто не слышал. Почем же тогда марксистам было знать, что с упразднением классовых противоречий непременно исчезнут и противоречия национальные, геополитические, расовые, между городом и деревней, мужчиной и женщиной? Откуда такая роскошная уверенность, что общество без классов (а) вообще возможно и (б) прогрессивно?

Ниоткуда. Им просто казалось, что это логично вытекает из их постулатов. Они были в этом истово убеждены. Вследствие чего решительно, не считаясь с потерями, взялись осуществлять свой величественный эксперимент не над одной текстильной фабрикой, а над целой огромной страной. Которая (в отличие от других социокультурных сред) по каким-то своим сложным причинам не смогла дать им достаточно жесткого и своевременного отпора.

Вопрос о правильности самих постулатов («аксиом»), равно как и вопрос о строгости последующих логических доказательств («теорем»), для таких людей решался в другой сфере, где наука уступает место вере. Или мифу. Советские граждане в своем большинстве действительно верили, что живут в обществе без классов. Хотя, казалось бы, по марксистской методологии все предельно ясно: собственностью, средствами производства и всем государством овладел новый класс (социальная группа)[3] советской номенклатуры/идеократии/бюрократии. Который и решает, кому из трудящихся сколько выдать кубических метров дров или квадратных метров жилья. Куда кого поставить на службу и сколько деревянных рублей положить в оклад жалования. Дело лишь за тем, чтобы убедить трудящихся в том, что этот новый класс представляет их коренные («классовые») интересы и функционирует исключительно ради них. А это как раз задача для проповедников-пропагандистов. Все во имя человека, все для блага человека. Партийный авангард, как всем известно (а значит, «очевидно»), есть плоть от плоти народа, его лучшая часть, надежда и опора. У большевиков это называлось идеологическим воспитанием масс.

В систему воспитания входят и рассуждения про невероятную мощь научных доказательств. Можно согласиться, что капитализм довольно дрянная система. К тому же склонная болеть циклическими кризисами перепроизводства. Это правда. Но из нее никоим образом не следует, что социализм непременно будет лучше. Может, будет, а может, и нет. Пока на практике не убедишься, не узнаешь. Вдруг у него вместо кризисов перепроизводства обнаружится неожиданная склонность к кризису недопроизводства? Да к тому же не к циклическому, а хроническому, известному под именем товарного дефицита.

Нет-нет, что вы! Это невозможно. Он же социализм! Он лучше и справедливей. За него все прогрессивное человечество, и не надо нам здесь подбрасывать. Мы же прекрасно знаем, что Маркс — Энгельс — Ленин — Сталин все научно доказали и по полочкам разложили. Нам еще в школе все рассказали. А кто не понял, тот просто плохо учился.

Вот именно: раз люди верят, значит так оно и есть. По крайней мере, в рамках их социокультурного канона. Поскольку речь идет о России конца XIX — начала XX века, заставить поверить, не обращаясь к авторитету науки, уже было невозможно. Революционеры это уловили острым чутьем народных трибунов и, решительно приватизировав научный словарь, погнали с его помощью девятый вал самой вульгарной псевдорелигии. Идеократы же!

^{Плакат 1933 г. Автор Г.Г. Клуцис (1895–1938). Известный советский авангардист, ОСНОВАТЕЛЬ СОВЕТСКОЙ ШКОЛЫ ГРАФИЧЕСКОГО КОЛЛАЖА, АВТОР МНОГОЧИСЛЕННЫХ ПОЛИТИЧЕСКИХ плакатов. Арестован в январе 1938 г. по обвинению в организации террористической группы латышских националистов. Расстрелян в феврале того же года, реабилитирован в 1956 г. Источник изображения: www.my-ussr.ru} 

Кто смел, тот и съел. Они были смелы, напористы и, главное, невероятно убедительны. Публично спорить с ними — все равно что с изобретателями вечного двигателя. Гляди, товарищ: ежели все сделать по уму да еще устранить трение, то машинка помчится вперед к светлому будущему со свистом! Знай, буржуй, успевай поворачиваться! А вы, гражданин, что с кислой рожей? Может, вам не нравится научно-технический прогресс? То-то, мы глядим, и пиджачишко какой-то буржуазный… Еще и очки надел! Прислужники, фарисеи, клевреты, эксплуататоры! Паразит недобитый. Кровопийца. Короче, к стенке его, ребята.

Эмпирическое знание говорит, что опровергнуть изобретателя вечного двигателя в теоретическом диспуте до определенного исторического этапа было вообще невозможно. Вот вам чертеж, вот расчеты. Все с цифрами и фактами в руках. Не извольте беспокоиться, поедет как миленький. Факт истории естествознания состоит в том, что невозможность этого замечательного сооружения была доказана отнюдь не в теории. Напротив, только практическая (более тысячи лет) летопись неудачных попыток соорудить нечто подобное в конце концов привела к созданию теоретических основ термодинамики и т. д. Да и то еще лет пятьдесят после этого физикам приходилось спускать с лестницы остаточных маньяков с их проектами. Пока тема как-то сама собой не остыла. Возможно, потому, что наиболее энергичные маньяки от проектирования вечного двигателя перешли к проектированию светлого будущего.

Замечательный для своего времени труд Карла Маркса дает многочисленные примеры скрытой зависимости формальной логики от неформальных допущений. Например, Маркс упорно настаивает, что капиталу объективно свойственно наращивать свою «постоянную» составляющую в ущерб «переменной». Или, говоря современным языком, инвестиции в материальную базу (станки, цеха, сырье) вместо оплаты труда. Что автоматически означает абсолютное и относительное обнищание трудящихся, доля которых в итоговой стоимости продукции обречена падать.

«С прогрессом накопления отношение постоянной части капитала к переменной изменяется таким образом, что если первоначально оно составляло 1:1, то потом оно превращается в 2:1, 3:1, 4:1, 5:1, 7:1 и т. д., так что в рабочую силу последовательно превращается не У его общей стоимости, а лишь ¹/₃, ¹/₄, ¹/₅, ¹/₆, ¹/₈ и т. д.»[4].

Дело не в том, что утверждение в принципе ошибочно (в эпоху Маркса, когда вопрос о качестве и квалификации рабочей силы пребывал в тени, оно как раз было близко к реальности или, во всяком случае, смотрелось правдоподобно), а в том, что для мышления середины XIX века научным считалось то, что функционирует как бы само по себе, без учета человеческого фактора. Объективно, материально и точно по расписанию. Подобно движению небесных тел — если пользоваться собственным выражением Маркса. Весь пафос его главного сочинения заключается в стремлении к этому канону: капитал действует как бездушная деперсонифицированная машина, пожирающая человеческий труд и сырье ради производства прибыли. Любой болван, преступным (а каким же еще?!) способом разжившийся достаточной суммой, включается в производственный цикл и дальше может курить бамбук, в то время как на его жирное брюхо работает армия наемного труда, обреченная на прогрессирующее обнищание.

Роль и стоимость субъективного управляющего фактора (в современном кибернетическом понимании) у Маркса сведены к нулю. На что ему справедливо указывали критики — естественно, без ссылок на кибернетику, которая появилась почти на сто лет позже. Но ведь и без Норберта Винера было несложно догадаться, что правильный выбор производственного сектора, продумывание и организация технологической цепочки, оценка коммерческих рисков, поиск кредита (ведь не только с кистенем на большой дороге добывается первичный капитал!), ведение конкурентной борьбы, стратегии модернизации, решение социальных проблем — очень важная, прямо скажем, ключевая часть организации бизнеса. Она называется менеджментом и должна стоить значительно дороже рабочей силы хотя бы потому, что ошибка в выборе стратегии может обойтись в тысячи раз дороже, чем ошибка рабочего на конвейере. Следовательно, и асимметрия в распределении доходов, как механизм, стимулирующий собственника к организации и развитию бизнеса, есть явление нормальное, неизбежное и по-своему справедливое.

Понять это несложно — если стоит задача понять. Если же вместо этого стоит задача вздыбить рабочие массы, перехватить власть и сделаться гегемоном — тогда и понимать нечего: «Вы, товарищи, тут корячитесь, а они жируют!!»

На самом деле собственники и менеджеры, стремящиеся к увеличению прибыли, могут наращивать ее за счет ужесточения эксплуатации трудящихся только в условиях неисчерпаемого рынка рабочей силы, ее близкой к нулю квалификации и полного отсутствия конкуренции предпринимателей на рынке труда. В европейской реальности эти условия практически не встречались даже во времена Маркса, не говоря о более поздних. Поэтому да, с одной стороны, капиталист вынужден совершенствовать технологии, покупать станки, оптимизировать производство (= наращивать «постоянный» капитал). Но, с другой стороны, он точно так же вынужден повышать профессиональный уровень работников и поднимать им заработную плату. Чтобы не ушли к конкуренту. Марксисты прекрасно видели этот процесс, но считали его неправильным, называли «зарождением рабочей аристократии» и клеймили как предательство высших классовых интересов пролетариата. Высшие же интересы в их системе верований заключались в максимальном обострении антагонизма ради социальной революции.

То, что рост зарплат может отставать от роста прибыли, — верно, хотя необязательно. При желании это с некоторой натяжкой можно толковать как «относительное» обнищание трудящихся. Однако Маркс настаивал именно на «абсолютном» — что прямо противоречило фактам.