– В клинике?

– Ага. Когда мы ездили на прививку. Я хотела поздороваться, но ты разговаривала по телефону и сказала, что нет времени, помнишь? – Клементина посмотрела на свою мать в замешательстве, и в моей груди развернулось что-то очень темное и невероятно холодное. Наверняка Эмбер не обратила внимания на то, что сказала Клементина в тот момент. – Я видела ее, когда зашла ко врачу. Мэдди его обнимала. Она крепко его обнимала. И долго. Как это делают парочки в фильмах. Так противно. – Козявка вздрогнула и с отвращением тряхнула головой.

В комнате стало так тихо, что я мог слышать биение собственного сердца. Все взгляды медленно скользнули в мою сторону. Мне нечего сказать. Кроме как: «ПОЧЕМУ МЭДИСОН ДОЛГО И КРЕПКО ОБНИМАЛА ЭТОГО ПРИДУРКА В ТРИКО И С ГАЛСТУКОМ, КАК ЭТО ДЕЛАЮТ ПАРОЧКИ В ФИЛЬМАХ?»

Объятия приводили к другим вещам, которые теперь атаковали мой мозг, демонстрируя коллаж из снимков Мэд с доктором Трико, которые напоминали прыгающих кроликов перед детской клиникой. Он грубо схватил ее за шею, засовывая язык ей в рот. Я сделал глоток воды, сосредоточившись на том, чтобы не швырнуть стол и все, что на нем находилось, в панорамное окно. Мне хотелось вытворить нечто радикальное, жестокое и шокирующее, но я знал, что это делу не поможет.

Я не доверял своему языку. И мыслям.

– Правда, милая? – Джулиан налил еще воды в мой стакан, и его голос был сродни шипению змеи. – Еще раз, как зовут твоего педиатра?

– Доктор Гудман, – промурлыкала Клементина, глупо радуясь тому, что отец признал ее существование. – У него лучшие галстуки, папа. С мультяшками и персонажами Диснея. И он позволяет мне щипать его, когда делает уколы. Он мне нравится, хотя он и обнял Мэдди так крепко, что между их телами не осталось места. Потом поцеловал ее в щеку. Фу.

Я собирался совершить убийство. Без сомнений.

Взгляд Эмбер не отрывался от моего лица, но Кэти оказалась первой, кто задал вопрос срывающимся голосом:

– Чейз? То есть… это правда?

У меня оставалось два варианта. Выставить Козявку лгуньей – коей она не являлась – или списать все на буйное воображение девятилетки. Существовал и третий путь – признать, что это правда, и во всем сознаться. Но это значило позволить Джулиану победить. Три года назад я бы изящно отступил.

Однако сегодня это была война.

– Может, ты просто видела кого-то похожего на нее, Козявка. – Я провел рукой по косе Клементины.

Она уставилась на меня, серьезная, словно сердечный приступ, и нахмурилась.

– Нет, это не так. На ней было то же самое зеленое платье с маленькими авокадо, что и в Хэмптонсе. Я сказала маме, что хочу такое же, а она ответила, что скорее подожжет себя, чем позволит мне надеть его.

Чтоб меня. На роль своей обожаемой фиктивной невесты я выбрал самую узнаваемую женщину в Нью-Йорке. Все внимательно наблюдали за нашим разговором. Особенно мой отец выглядел бледным и очень слабым. Он сцепил руки, задумчиво постукивая указательными пальцами по губам.

Я одарил Джулиана многозначительным взглядом.

Он пренебрежительно помахал мне пальцами. Ему плевать.

Мэд выбрала именно этот момент, чтобы совершить свое великое возвращение с широкой улыбкой, прихватками и тарелкой с горой дымящихся блинчиков. Она пододвинула блюдо Клементине, поливая блинчики кленовым сиропом в количестве достаточном, чтобы утопить целого хомяка.

– Держи, милая.