Нам в ресторане подносили кушанье. Мы его лениво ковыряли и беседовали. Андрей Прохорович замолчал, обдумывая услышанное, откинулся на мягкую спинку стула. Я его не торопил, а вонзив в кусок мяса вилку, терзал его ножом. Говядина что-то оказалась слишком жесткой, совсем не по-ресторанному. Война, что тут скажешь, с продовольствием стало происходить что-то непонятное. Вроде бы нас еще не отрезали по суше, а цены на рынке уже выросли на треть и качество сильно упало. Мне-то с моими капиталами на это наплевать, а вот людям простым было уже сложновато.
В тот день мы ни к какому соглашению не пришли. Прохорыч попросил время на обдумывание, я согласился. Лишь убедительно просил по приезду в столицу встретиться с Козинцевым. Уж тот-то ценный кадр не должен был упустить и если уж не уговорит стать директором автозавода, то, по крайней мере, попробует наложить лапу на его капиталы. Уговорит его вложиться в наши проекты.
На улице мы извозчика брать не стали, а пошли до дома пошли пешком. Путь не такой уж чтобы далекий, а погодка располагала, так что, почему бы и нет? Ну и поговорили заодно про жизнь, про его убытки в связи с войной. Да, приехав в Дальний после нашей поездки в Америку, он так и не смог продать свои помещения и потому ему пришлось их бросать. Товар весь вывез, но кое-что, чтобы не тащить с собою на другой конец страны пришлось продавать с большой скидкой. Так за месяц он завершил свою торговлю в Желтороссии и организовал переезд семьи и всего скарба до Верхнеудинска. А временно устроив их там, сам рванул сюда. Сказал, что из-за всей это передряги он потерпел убытков почти на пятнадцать тысяч, что не добавляло ему удовольствия.
Пока шли по набережной и болтали, грея спины под высоким солнцем, услышали как со стороны Ляотешаня что-то сильно бахнуло. Прохорыч обеспокоенно завертел головой, стал прислушиваться к вою снарядов. Но в небе было тихо.
- Это не похоже на японцев, - сказал я, подумав.
- А что же тогда?
- Не знаю. Может с батареи пристрелочный сделали или еще что. Но точно не японцы, так что можно не бояться.
И он успокоился, и мы пошли дальше. Как я и обещал, на ночевку устроил его в опустевшем дома, положив в комнату, где ранее обитали Петро с Данилом. Да и сам там же заночевал. Переться на новый дом у меня уже не было никакого желания.
А на следующий день, после того как проводил своего бывшего переводчика, я узнал, что же это был за бабах вчерашним днем. Оказывается, один из катеров, что ставил напротив Ляотешаня минные заграждения, по какой-то причине подорвался на собственной мине. Лейтенант, командир катера и одиннадцать членов экипажа погибли. Никого спасти не удалось. И опять сухопутные офицеры заговорили, что во всем этом виновата лишь низкая выучка морских, привыкших за эти года лишь одному – протирать штаны в кабаках.
А через три дня опять новость – еще один корабль наткнулся на собственную мину и затонул. На этот раз это было совершенно гражданское судно, перевозивших наших моряков. Но сам факт! Блин, в такие моменты я понимал резкость Сталина и у меня, как и у него возникало жгучее желание всех расстрелять! Четыре корабля за неполные два месяца войны уничтожены лишь благодаря банальной халатности и неумению! Ну вот как в подобных условиях можно выиграть войну? Порою у меня складывалось впечатление, что японцам особо и стараться-то не придется, наши вояки сделают все сами.
В тот же день, когда я с явным раздражением выслушивал очередную новость, ко мне на склад заявился сам генерал Белый. В сопровождении нескольких офицеров он, прошел внутрь, нашел меня подле своих химиков и, пожав в приветствии руку, сообщил:
- Ну что ж, Василий Иванович, вот и настало ваше время. Пора бы вам обучить нас стрелять из ваших минометов, да продемонстрировать вашу умелую стрельбу.
- Это просто здорово, - сказал я, гася в себе отчаяние, возникшее в связи с трагическими известиями о гибели коммерческого судна. – Честно признаться, я уже устал вас ждать.
После начала войны, после того как я продал военным часть своих запасов, и после того как Белый в отрытую сказал, что приобретет мои минометы и боеприпасы к ним, я не раз ходил в штаб и предлагал генералу свои услуги. Говорил, что для минометных расчетов необходимо хотя бы минимальное обучение. Генерал со мною соглашался, но раз за разом просил обождать – он в те дни решал более насущные вопросы. И вот, похоже, у него выдался свободный денек.
- Хочу вам представить человека, который будет ответствен за новую минометную артиллерию. Подполковник Бржозовский, Николай Александрович. Познакомьтесь.
Из его свиты выделился человек чуть старше сорока лет со слегка полноватым лицом и растительностью на лице на отращенной на манер Атоса, графа де Ла Фер из старого советского фильма. Он протянул мне руку:
- Бржозовский, Николай Александрович, подполковник новой крепостной минометной артиллерии.
Этот человек мне не был ранее знаком, да и лицо его я до этого не встречал. Даже в штабе крепости, куда я иногда заходил, я его ни разу не видел. Но он меня заочно знал, это было несомненно. То, с каким чванством и чувством собственного превосходства он мне протянул руку, говорило о том, что он не считал меня своей ровней. Но мне было «пофиг», дело важнее.
Мы пожали ладони.
- И вот что, Василий Иванович, - продолжил Белый после нашего знакомства, - дело ваше весьма важное. Вы должны будете рассказать подполковнику всю теорию стрельбы из ваших орудий, рассказать о вашем видении тактики применения и обучить персонал безопасной и грамотной стрельбе. Понимаю, что ваше оружие новое и как с ним обращаться, пока нет никакого понимания. Но это не страшно, нам сейчас главное взяться за это дело, а там разберемся. Николай Александрович в артиллерийском деле человек грамотный, так что он быстро поймет что к чему.