– Это не важно. Фамилия Ноблов – это не только твой отец. Это и ты, и следующее поколение. Если подумать, это хороший способ отойти от всей этой жуткой истории.

Ее гнев разгорался. Он не слышит ее, и, очевидно, не слышал ее и раньше, когда она говорила, что устала. Возможно, она выразилась недостаточно четко, что позволило ему считать, что усыновление – жизнеспособная альтернатива. Что вообще есть альтернатива. Ей нужно быть жесткой. Он должен понять, что на этом пути нет ничего живого, она оставила там только выжженную землю.

– Я не хочу, – сказала она.

Уайатт не расстроился. Он будто предвидел такой ответ, репетируя этот разговор – конечно, он репетировал, может, надевая свой хорошенький новый галстук.

– Слушай, я понимаю, что это серьезный шаг, – ответил он. – Мы через многое прошли, особенно в последние годы, и вся эта ситуация с Дэниэлом окончательно выбила тебя из сил. Ты боишься, что твое сердце опять будет разбито, но у тебя прекрасные шансы. Гораздо лучше, чем с ЭКО. Это возможность начать все заново, не только ради нас, но и ради ребенка, которому тоже нужен дом. Не знаю, почему мы не подумали об этом раньше, но мы должны были.

Фиби вздохнула и потерла переносицу.

– Отстань от меня с этими идиотскими продающими фразочками. Я уже ответила. Я не хочу. Я не смогу полюбить такого ребенка.

Его несчастные глаза ягненка только ожесточали сердце Фиби, потому что они смотрели со снисхождением. Они давали понять, что он знает ее чувства даже лучше, чем она. Отец практически всегда смотрел на нее так, даже когда она говорила, что на ужин хочет курицу, а не стейк.

– Ты сможешь, дорогая. Выстраивание привязанности – это всегда долгий процесс, даже для родителей и биологических детей, но ты справишься. Мы справимся. Мы вместе.

Ей сложно было смотреть ему в глаза, когда она собиралась поставить точку. Несмотря на то что она злилась, он был ей все еще не безразличен, и она не хотела быть жестокой. Но иногда срабатывает только боль. Это единственное чувство, которое заставляет людей сосредоточиться на том, что перед ними. Она будет брызнувшим горячим маслом, молотком, упавшим на ногу, скользкой ступенькой на лестнице.

– Завести детей всегда было больше твоей мечтой, чем моей. Я думала, что смогу захотеть этого так же, как ты, но я не забеременела… – Давай, Фиби, скажи это. – И для меня это облегчение. Я не из тех женщин, которые всегда хотели стать матерями.

Он изо всех сил старался выглядеть спокойным, но весь побелел и, казалось, не дышал. Тем не менее она была рада, что правда, которую она тайно лелеяла все эти годы, как уродца, которого никто другой бы не полюбил, наконец вышла наружу.

– А Ксавьер? – спросил он. Эти слова зазвенели, как осколки, и только они могли прорваться через стену вокруг нее.

Она сглотнула, утрамбовывая эти воспоминания и для верности накрывая их огромным валуном.

– Он мертв, Уайатт. Что еще сказать?

– Достаточно. Я не позволю тебе так пренебрегать им. – Он беспорядочно собрал буклеты и встал. Потом он остановился и посмотрел на нее с глубоким неодобрением. – Ты думала, о чем мы будем говорить, когда мы вышли сюда?

Она посмотрела на свои колени.

– Неважно.

– Ты думала, я попрошу о разводе, так?

Она пожала плечами, ее запас жесткой честности истощился. Но это тоже был ответ.