Книги

Древние. Возвышение

22
18
20
22
24
26
28
30

Хьюго резко отодвинулся на своем стуле от стола. Встал, и Элайджа заметил, что старика шатает. Это было неожиданно. Хотя Хьюго и неоднократно прикладывался к своей чарочке, Элайдже казалось, что обычно он пьет не меньше. По идее, хозяин дома должен был бы привыкнуть к таким возлияниям, но, пересекая комнату, он качался, будто под ним была палуба корабля. Вернувшись с украшенной затейливой мозаикой деревянной шкатулкой, он молча поставил ее в центр стола, посередине между двумя стаканами, а потом с долгим вздохом открыл ее. Внутри оказались старые, пожелтевшие, бумаги. Элайджа уставился на них, не понимая, можно ли взять их в руки и поизучать.

– У меня есть дом, но я не особо-то в нем нуждаюсь. Тебе нужен дом, но у тебя его нет. – Хриплый голос Хьюго звучал грубовато, но его голубые глаза избегали взгляда Элайджи, словно он внезапно застеснялся. – Если угодно, походи по моим соседям, поищи, но, если хочешь, после моей смерти этот дом станет твоим. – Он извлек из одного из своих многочисленных карманов авторучку, и Элайджа впился в нее взглядом. Такие ручки с резервуаром для чернил, аккуратно спрятанным внутри металлического корпуса, были редкостью – еще одна интересная неожиданность, встретившаяся ему в этом скромном маленьком домике. Хьюго разложил бумаги перед собой и размашисто написал внизу каждой страницы свое имя. – Я долгое время не встречал человека, которого мне захотелось бы сделать своим наследником, – буркнул он, закончив, – но я даже сейчас не могу перестать думать о будущем. И вот он ты, явился…

Он умолк, по-прежнему не сводя глаз с лежащих перед ним бумаг. И Элайджа понял, что они одного поля ягода.

– Я почту за честь, – сказал он старику, – и буду очень вам благодарен. Вечно благодарен, – добавил он немного печально. Если Хьюго хочет, чтобы его дом и память о нем самом продолжали жить, он едва ли мог сделать лучший выбор. – Но я надеюсь, что пройдет еще много времени, прежде чем мы сможем воспользоваться вашим замечательным подарком. Я лучше стану навещать вас тут, и часто, если вы мне позволите.

Хьюго, улыбнувшись, тяжело опустился на стул, хоть вовсе не был грузным человеком.

– Мне бы тоже этого хотелось, – тихо сказал он, и его взгляд устремился вдаль, на что-то, чего не мог видеть Элайджа. В свете свечей его морщинистое лицо выглядело покрасневшим. – Но, думаю, время для посещений почти прошло. Хотя оно было таким радостным. И таким хорошим.

Элайджа, нахмурившись, снова уставился в свой стакан. Может быть, Хьюго болен? Может, он знает что-то о своей смерти, но предпочитает не делиться этим знанием? Взгляд Элайджи переместился на бумаги, которые лежали между ними на столе. Он приехал сюда с целью обзавестись землей, но сейчас, добившись успеха, был, скорее, глубоко опечален. Как ни сложно Микаэльсонам было закрепиться в Новом Орлеане, найти друга все равно еще сложнее.

– Тогда я использую все время, что еще осталось, – пообещал он.

На лице Хьюго появилась улыбка, он снова налил им из более чем наполовину опустошенной бутылки, и Элайджа в безмолвном тосте поднял свой стакан.

Их разговор затянулся за полночь. Чем больше проходило времени, тем длиннее становились паузы. Несколько раз Элайдже даже показалось, что Хьюго задремал. В такие моменты взгляд Элайджи бродил по комнате, подмечая мельчайшие детали. Он представлял, каково будет снова иметь свой собственный обжитой дом вроде этого. Потом старик взбадривался, и разговор возобновлялся. Щеки Хьюго неестественно раскраснелись, а мысли порой блуждали неведомо где, но, казалось, ему хотелось, чтобы вечер продолжался, а Элайджа был только рад ему в этом потворствовать.

Когда в конце концов снова наступила тишина, острый слух Элайджи сказал ему, что на сей раз она полнее, чем прежде. Начался и закончился дождь, снаружи стрекотали цикады и квакали лягушки-быки, вдалеке лениво плескалась река. Но в доме не раздавалось ни звука.

Хьюго Рей сидел на стуле, одной рукой сжимая стакан, но его глаза были пусты и безжизненны. Когда Элайджа в последний раз отвлекся, грудь старика перестала вздыматься. Он тихо и мирно ушел из жизни, находясь в своем доме и в обществе друга. Элайджа знал, что не многим людям так везет, но сейчас, собирая со стола бумаги и возвращаясь к своему коню, он ощущал, как грудь терзает боль сожаления.

Глава 9

Их атаковали на закате. Вначале раздались крики часовых, стоявших на страже у реки, а потом Ребекка услышала, как кричат те, что несли караул с западной стороны леса. Заходящее солнце превратило реку в сверкающую огненную ленту, которая слепила солдат, нарушая их линию обороны. Атакующие отлично выбрали время.

Они казались людьми, но Ребекка знала, что это не так: прошлой ночью тело мертвого оборотня вынесли из лагеря, а сегодня его стая явилась, чтобы отомстить. Военные, бросившиеся отбивать нападение, кричали Ребекке, чтобы она оставалась в палатке, Эрик, указав на нее, отдал какой-то приказ Феликсу. Крючконосый лейтенант немедленно выделил из толпы бегущих в бой людей четверых и велел им окружить Ребекку, сопроводить ее в палатку и охранять.

Она хотела сказать, что в этом нет необходимости, что скорее она сама их защитит, но не было смысла. Люди порой гибнут без всякой нужды, но так уж устроен мир. Вряд ли Ребекка сможет одновременно блюсти и свои, и их интересы, поэтому она терпеливо сидела в палатке, прислушиваясь к доносившимся со всех сторон ужасным звукам смерти.

К тому времени, когда снаружи окончательно стемнело, стало ясно, что самое жаркое сражение происходит у западной оконечности лагеря, и все ее охранники, исключая Феликса, поспешили туда. Лейтенант послал их снискать славу или смерть, но самому ему пришлось, выполняя приказ, остаться с ней.

Ребекка ощущала нетерпение. Вместо того чтобы сидеть в палатке, она могла бы многое сделать, если бы Феликс оставил ее в одиночестве. Сейчас, когда все внимание военных было сосредоточено на битве, она замечательно могла бы исследовать все запретные закоулки лагеря. Ребекку терзала мысль об ужасной участи оборотня, которого она облыжно обвинила, и ей нужно было понять, много ли знает Эрик. И, что еще важнее, каковы его намерения.

Ребекка множество раз бывала в той части палатки Эрика, что служила ему кабинетом, но сомневалась, что он проводит допросы и казнит преступников, сидя за своим полированным палисандровым столом. Может, у него есть какое-то тайное помещение, которое он от нее прячет? Раньше она предполагала, что в дальней части палатки капитан спит, но теперь у нее не было в этом уверенности. Сейчас самое время разведать, что к чему и какие еще секреты есть у Эрика.

Оборотень ничего не сказал во время допроса, но Эрик слишком уж умен. Он действительно во всех отношениях выдающийся человек: умный, щедрый, явно пользующийся уважением своих подчиненных, хоть и стал их командиром совсем недавно. К досаде Ребекки, те же качества, благодаря которым их совместное времяпрепровождение было таким приятным, делали его особенно опасным для нее и таких, как она. При иных обстоятельствах Ребекка могла бы влюбиться в подобного человека.