Только Прасковья с присущей ей прямолинейностью произнесла по этому поводу небольшую, но энергичную речь в учительской. Я попал на конец ее, когда Прасковья говорила:

— …Таких вертихвосток нужно лишать учительского звания…

Конечно, эта болтовня не могла уже повредить Вике, но я вступился:

— В чем же вы видите ее вину?

— Школу бросила среди года!

— Но ее муж получил назначение, а он военный.

— Военный… Тем более понимать нужно, что кто стоит.

— Жаль, что он вас не слышит.

— А то испугалась бы? Правду говорю! Да и все мужики на один манер, всем одно и то же нужно.

— Вы несправедливы к мужчинам. Наверно, они в свое время уделяли вам мало внимания.

Я бил так же, как и она, — грубо и больно.

Прасковья вскипела:

— Я за их вниманием не бегала. А вы, молодой человек, не будьте всеобщим адвокатом. Не заступайтесь за каждую…

— За каждую не буду. Вас бы, например, я не стал защищать… — И, подождав, пока она вытаращит глаза от моей наглости, добавил спокойно: — Вы и сами всегда защититься можете.

Придраться было не к чему.

И еще один разговор о Вике произошел у меня, с учениками. Начался он неожиданно. Я закончил урок и собирал пособия, когда кто-то из ребят спросил:

— Николай Сергеевич, а вы скоро уедете?

— Я? Почему вы решили, что я уеду?

— Да вот Виктория Дмитриевна уехала. Хорошие учителя все уезжают.

— А она была хорошая? Двоек ставила мало?