Плацдарм

Наступать ночью в февральскую снеговерть, да еще в свой праздник — этого гитлеровцы от нас никак не ожидали. А наше командование и рассчитывало на внезапность, планируя наступление в ночь на 23 февраля 1944 года. Используя непогоду и темноту, подразделения 227-го стрелкового полка 271-й стрелковой дивизии скрытно переправились на западный берег реки Черницы, южнее Витебска, решительной атакой вражеских позиций захватили плацдарм и к утру 23 февраля овладели деревней Шарово.

Действия нашей пехоты на плацдарме поддерживал 12-й минометный полк 43-й минометной бригады прорыва РГК. Минометчики вели огневой бой с восточного берега Черницы. Тяжелые 120-миллиметровые мины с привычным для бойцов шипящим свистом вырывались из стволов, перелетали на тот берег и там, где сосредоточивались для контратаки вражеские роты и куда был нацелен огонь, мощными разрывами преграждали врагу путь, обрушивали на него град свинцовых осколков.

В составе дивизиона вела огневой бой и 3-я батарея старшего лейтенанта Леонида Тихмянова. Это был высокий, худощавый, с белой прядью в волосах офицер. За ним ходила слава отважного командира, не боящегося самой смерти, в лицо которой он не раз смотрел. Старший лейтенант люто ненавидел фашистов. Он говорил, что имеет к ним личный счет, и старался оплатить его как можно дороже.

Месяц назад батарея попала под огонь вражеской артиллерии и Тихмянов был ранен. Первую медицинскую помощь командиру батареи оказал фельдшер дивизиона младший лейтенант медицинской службы Сергей Богомолов.

Они подружились сразу, как только Тихмянов пришел в дивизион. И хотя Леонид был на шесть лет старше, вел он себя по отношению к Богомолову как равный. Сергей Богомолов был комсоргом дивизиона, часто приходил к Тихмянову по комсомольским делам. Комсорг инструктировал активистов, а Тихмянов как командир батареи ставил им задачи. Они вместе проводили собрания, когда стояли в обороне, рядом были на митингах и выступали, а когда, случалось, Богомолов оставался на батарее, то и ночевали вместе, в одной землянке.

Узнав о ранении Тихмянова, Богомолов примчался на батарею и сам перевязал комбата. Рана была в области бедра. Неглубокая, правда, и кость не задета, но сильно кровоточила.

— Сейчас в медсанбат отвезу. Сани готовы, уложу тебя, и поедем.

— Хорошо, Сергей. Передам командование батареей лейтенанту Ефимову и отправимся. Но я пойду сам, ведь тут недалеко.

Богомолов отпустил комбата под честное слово, что тот направится в медсанбат. А Тихмянов, пройдя лесом метров триста, свернул с тропы и пошел на соседнюю батарею. Идти было тяжело: рана давала о себе знать, кровотечение не прекратилось, бинт намок, стал липким. Опираясь на выломанную в лесу палку, Тихмянов шел в другую сторону, от медсанбата. И почему-то вдруг вспомнились детство, мать, родная деревня Золотково на Псковщине…

Было Лёне лет восемь. Как-то осенью, когда лист еще только начинал падать, мать взяла его за клюквой. Путь был неблизкий: до большого болота километров шесть. Набрали краснобокой ягоды и пошли домой. Лёня насобирал полную корзину — полпуда будет. Несет корзину, ручонка вытягивается, ноги подкашиваются.

— Сынок, дай понесу, а ты отдохни, — говорит мать Лёне и норовит взять тяжелую ношу.

— Не-е, — отвечает Лёня и старается прибавить шагу, оторваться от матери: смотри, мол, ни капельки не устал.

— Давай посидим, отдохнем, — говорит мать, показывая на сваленное у дороги дерево.

— Не-е, — упрямо повторяет Лёня.

Он берет корзину в другую руку, останавливается, смотрит на мать согласно:

— Ну давай, если ты устала.