— Это самый разносторонний из моих людей. Поэтому я хочу, чтобы вы взяли его с собой. Он неплохо знает ваш язык…
— Взять с собой! Стэйси, я выполнил много ваших опасных поручений, но это…
— Минутку. Не впадайте в припадок вашего саймского гнева. Хью оперативник не хуже вас. Вместе вы образуете отличную команду.
— Вы не доверяете мне одному ее спасение?
— Дело не в этом. В любую минуту кто—нибудь может узнать, кто она и на что способна. Мы должны забрать ее раньше, чем…
— Вопреки распространенному мнению, саймы не могут заставить дженов делать что—то против воли. Если ваша мисс Рауф не предательница, никто не превратит ее в такую.
— Может, она и не предательница, но она всего лишь человек.
— Хорошо. Постараюсь отыскать ее. Но пойду один.
— Нет, — сказал Хокинс. — Настаиваю: успешный исход дела зависит от присутствия Хью. Вас она будет бояться так же, как любого сайма.
— Вы не в таком положении, чтобы на чем—то настаивать.
— Ну, будьте же благоразумны! Я только хочу, чтобы вы доверяли моим суждениям.
— Гм… — вмешался Валлерой. — Мне это нравится не больше, чем вам. Но я иду добровольно. Вы никогда не найдете девушку среди тысяч пленников, руководствуясь только рисунками. К тому времени как вы ее найдете, она может похудеть… измениться.
— Это слишком опасно, — сказал Клид.
— Вы можете защитить его, — возразил Хокинс. — Можете принять его в свою общину.
— Под какой легендой? Для меня это опасней, чем для него. Шпионы могут быть даже в самом Зеоре.
— Вы знаете своих людей лучше меня. Придумайте легенду.
Дождь наконец ослаб, и в просвете облаков показалась луна. Теперь Валлерой видел фигуру сайма, подобную гигантскому крылатому вампиру. Он отмел это впечатление. Саймы всего лишь мутировавшие люди, и для удобства езды верхом они носят такие капюшоны.
Наконец сайм произнес ругательство на своем языке и обратился к дженам:
— Есть только одна возможность. Если я его спасу, а он будет ранен, я просто отпущу его на свободу как доказательство того, что не все саймы убивают. Единственная причина, по которой можно привести джена домой, это спасение его жизни. Не могу придумать никакого другого объяснения, которое позволило бы держать его в доме больше недели.
— А что произойдет, если я откажусь уходить?