Я попытался рассказать молодым о том, что такое любовь, как ею нужно дорожить, и что делать для того, чтобы она не угасла… Скажу прямо: ничего путного из этой лекции не вышло, слова были какими-то чужими, заимствованными, это сразу почувствовала моя жена:

— Утомил, дед, хватит. Это тебе не лекция в Доме Культуры — и сказала просто и буднично — Дорогие ребята, мы рады за вас, — она обняла и поочередно поцеловала Андрея и Настю. — Рассчитывайте на нашу помощь. Что такое любовь, не знаю, но догадываюсь. Словами об этом не скажешь. Смотрите на нас с дедом, и живите так же. Это называется — жить в любви и согласии…

Мы говорили до поздней ночи. Я рассказывал о том, как сорок лет назад просил благословения на брак у родителей Нины, как возражали ее сестры, как волновался и переживал я сам. На тот давний семейный совет съехались все родичи моей невесты, и каждый из них считал своей обязанностью высказать свое мнение. Рассказывая, я одновременно наблюдал реакцию Андрея и Насти: было отчетливо видно, что подобные отношения между людьми им кажутся пришедшими из глубины времен… Для меня же и моей жены Нины это была жизнь, и не такая уж давняя.

…Все собрались в «большой» комнате. Не такой уж она была и большой: квадратная, четыре на четыре метра. Два окна выглядывали на улицу. Улицу от дома отделял палисадник, в нем росли смородина и куст черемухи. Еще одно окно открывало вид на веранду, в которой жизнь начиналась ранней весной, а затихала поздней осенью. Здесь завтракали, обедали и ужинали, обсуждали новости и отдыхали на диванчике, прижатом между столом и стенкой дома. Только сильные холода вытесняли оттуда обитателей, заставляя садиться за крошечный столик в маленькой кухне, и жизнь сразу становилась скучной от тесноты и зимнего мрака за окном. Единственной радостью была кровать, находившаяся за печкой и прикрытая занавеской. Приятно было в холодный зимний день забраться в теплую постель и уснуть, повернувшись спиной к стенке, от которой исходил теплый дух нагретых кирпичей.

В полном составе семейство собиралось здесь редко, в дни рождения родителей, и когда приезжал из Ленинграда брат. Сегодня причина была экстраординарная: мы с Ниной подали заявление в ЗАГС. Подали тайно, за две недели до восемнадцатилетия Нины. Рассуждали мы так: испытательный срок закончится, а потом все пойдет по закону. Я долго уговаривал Нину подать заявление. Почему я так спешил, и сам не знаю. Может быть, боялся потерять ее? Но мы каждый день были вместе, только на ночь расходились по своим «углам», я — в общагу техникума, она — домой. Мы давно поклялись в любви друг другу, и изменять этой клятве не собирались.

Нина хотела замуж, но любовь к родителям и старшим сестрам удерживала ее. Она придумывала разные отговорки, но я убеждал ее, что родители не разрешат нам жениться, поэтому зарегистрироваться надо тайно. Я знал, что меня считали женихом несостоятельным. Ни жилья, ни работы. В конце концов, Нина сдалась, но директриса дворца бракосочетания, к которой мы попали в тот день, оказалась хорошим психологом, долго выпытывала причины столь раннего брака и убедила Нину, что бракосочетание — это праздник, он не может состояться без родителей, друзей и близких.

Я сопротивлялся до последнего, но Нина согласилась с директрисой и заявила мне, как отрезала:

— Тайно в ЗАГС не пойду.

Как же уговорить родителей?

Пошли к сестре Катерине, зная ее мягкий и добрый характер.

Катерина повидала за свои тридцать четыре года всякого. Война, голод и холод, работа на производстве, тяжелая, до седьмого пота. Она научилась делу, которое пригодилось в дальнейшей жизни, стала швеей. Дважды выходила замуж, оба раза неудачно, мужья оказались пьяницами. Родила двух сыновей. Но при всех этих бедах сердце ее не ожесточилось, она всегда была весела и искренне радовалась счастью других. Это редкое качество в человеке — радоваться за других, им обладают только чистые сердцем и сильные духом. С Катей было просто: не надо было ничего придумывать, осторожничать, боясь сказать что-то не то, о чем впоследствии пожалеешь.

…Мы рассказали Кате все. Она долго не раздумывала:

— Господи, я уже давно ждала этого. Ну и что из того, что вы еще очень молодые? Это же хорошо!

— Так ты не против? Поговори с мамой, она тебя послушает…

— Нет, Нина, извини, с мамой тебе надо говорить самой, в таких делах посредники не нужны.

— Я боюсь, Катя.

— А чего ты боишься? Что мы, Мишку не знаем? Вы сколько уже встречаетесь, года два?

— Почти три.

— Тем более. Наши родители свою судьбу сами решали: когда жениться, когда детей рожать. Ты — пятая у них.

— Все равно боюсь, Катя, с тобой мне легче будет.