Джонатан первым пришел в себя. Он засмеялся, выдернул нож из древесины, и я поняла, что выбросила наше единственное оружие. Луи Сезар силился подняться на ноги, голова у него упала на грудь, он сипло дышал. Я схватила его за плечи и уложила обратно.

— Не поднимайся! — прошипела я, когда маг отвел назад руку.

Мне оставалось лишь надеяться, что он промахнется, как и я, но узнать этого не довелось. Доски под ногами у Джонатана внезапно треснули. Он отчаянно схватился за перила и на секунду чудесным образом удержался благодаря более прочным доскам по краям. Однако же обугленная древесина не выдержала его тяжести, и маг ухнул вниз. Все произошло так быстро, что я даже не услышала его крика.

Через миг винный цех разорвался пополам. Маг не издал ни звука, зато снизу поднялся ревущий поток, как будто порожденный воздухом и огнем. Он закрутился винтом. Вся сила, украденная Джонатаном, поднялась, словно пена над кипящим котлом, перелилась через край, наполнила помещение холодным серебристым свечением, которое лучом прорезало туман и дым, посрамив своей яркостью пламя пожара. Мои глаза не сразу привыкли к этому свету, но потом я увидела змею, сотканную из чистой энергии. Громадная сияющая кобра свернулась, готовая нанести удар.

Я смотрела во все глаза, была зачарована таким количеством силы, какого никогда в жизни не видела за один раз. Я еще успела подумать: «Так вот что находится внутри мастера-вампира», прежде чем сокрушительный молот света опустился. Леденяще-жаркое прикосновение проникло в кости и кровь. Вся сила, украденная у Луи Сезара, вернулась обратно и хотела войти в свой дом. Она не стала дожидаться, пока я уберусь с ее пути.

Я очень быстро поняла, как можно обрести наркотическую зависимость от силы. Горячий серебряный дождь падал вокруг меня, на меня, стремительно напитывал энергией мое измученное тело. Внезапно я начала воспринимать все, мои органы чувств сделались невероятно восприимчивыми. Легкое прикосновение пепла к руке показалось мне похожим на шлепок, горячий воздух в легких воспринимался как открытое пламя, пространство вокруг, пузырящееся бело-синей энергией, вызывало боль во всем теле.

Я упала на колени, стараясь отделаться от ощущений, прижимаясь к грубым доскам мостков. Это была плохая идея. Старые деревяшки ожили у меня под руками. Чувство было такое, словно я проникла в них, на мгновение обрела понимание их сути. Однако при моем везении я прижалась к дереву, в которое попала молния, прежде чем его срубили. Я ощутила все, прочувствовала, как жидкий огонь распространяется по древесине, обращая живую материю в мертвые, обугленные головешки.

Луи Сезар прижал меня, трясущуюся всем телом, к своей груди, обхватил одной рукой за талию, а пальцы другой запустил в волосы, оберегая мою голову. Лучше мне от этого не стало. Вместе с клубящимся, кипящим туманом силы пришли воспоминания.

Я не смогла разобраться во всех образах, хлынувших в меня. В отличие от воспоминаний обожженного дерева, здесь были целые века любви и ненависти, триумфа и потерь, разрушенных мечтаний и отринутых надежд. Над всем этим возвышалось ощущение потери, покинутости и одиночества. Или, может быть, это были просто воспоминания, которые показались мне понятнее остальных. Мой разум мог осознать их в полной мере. Вокруг нас бушевала буря энергии, но теперь я едва сознавала это. Перед моим мысленным взором мелькали живые картины, сценки, запечатленные другими глазами.

Затем мир испарился, обратившись в сияние.

Маленький мальчик с золотыми кудрями неуверенно ковыляет слабыми ножками к богато одетой женщине, сплошь в атласе, расшитом золотом.

«Мой крошка Сезар. В один прекрасный день ты докажешь, что не зря носишь такое имя!»

Другие картины, быстрым потоком проносящиеся перед глазами, запечатлели, как мальчик день за днем прислушивался, не раздастся ли на грязной дороге топот копыт, означающий, что она вернулась. Но мать больше ни разу не появилась. Она просто забыла о его существовании, потому что он не сумел исполнить пророчество — не добился власти, вместо того был заключен в темницу своим братом, которого даже ни разу не видел.

Новая сцена. Пара бирюзовых глаз в темноте, прерывистое дыхание. Легкие, много дней остававшиеся без дела, жадно втягивают воздух. Изящная бледная рука прижимается ко лбу. В ознобе она кажется горячей, когда осторожно убирает с глаз спутанные золотисто-рыжие волосы. Медленно приходит осознание своего нового положения, недоверие уступает место надежде на принадлежность к чему-то, на приятие, на обретение в смерти того, что не давалось при жизни. Но вскоре ему становится ясно, что новому отцу он нужен не больше, чем прежней родне. Приходят воспоминания о том, как он мотался за своим хозяином по всему континенту, отыскивал его, но только для того, чтобы снова и снова быть отвергнутым.