Вчера была Михайлова, приехавшая из Казани. Жилось там туго, спали на двух стульях. 300 человек в зале, ели овсянку и т.п. Но теперь началось движение в Москву. Письма от Л.П. (мрачные) и из Ленинграда от шофера Полякова.
27 <декабря>
Письма от Дукора из Хабаровска и Котляра из Сталинграда, Ковальчик из Казани. В КВШ мне рассказали, что в октябрьские дни из Москвы убежало 25 директоров вузов. Комитет эвакуировал в общем около 9000 работников (с семьями).
Ждут решения СНК о возобновлении занятий в ВУЗах, в том числе и ИФЛИ, который, впрочем, стал литературным факультетом МГУ, но отсутствие машины меня режет, тем более, что возврат ее уходит в туман. В Москву съезжаются со всех сторон. Был Жданов. Вернулась старая редакция “Смены”, и мы освобождены от своих дел. Зато вернулось “Знамя”, так что мой бюджет не страдает.
Наше движение на запад продолжается. Сегодня взяли Нарофоминск и Белeв. Вообще дерутся везде: в Ливии, в Гон-Конге, в Карелии, в Таганроге и т.д.
Был вчера в кино, смотрел кинорепортаж с фронта. Много трупов. Их показывают со вкусом. Иногда становится совершенно отвратительно жить, когда представляется эта дикая свалка и гибель тысяч людей, совершенно бесмысленные. В кино у микрофона говорит Рокоссовский о победах. По странной случайности — и в контраст Александрову — он говорит о том, что победа достигнута красноармейцами и командирами, не упомянув ни разу вождя.
29 <декабря>
Без перемен. Фронт медленно идет на запад.
Зина и Оля вчера ездили в Пушкино. Проезд свободен. Дача цела и не пострадала.
За хлебом стоят с 12 ч. ночи. Говорят о каком-то сражении недалеко от Пушкино. Рядом трагедия: семейство Ратнер из 3-х человек разделилось: отец с сыном уехали 15-го октября в Ташкент, а мать осталась на даче. Должна была ехать 5-го декабря.Теперь выяснилось, что она получила телеграмму о смерти сына в Ташкенте 14-го ноября. Отец — старик остался один там, она — здесь…
Цявловский писал Чулковой, что получил комнату, но без печки, холодно, и готовят на костре на улице. Говорят, что решено освободить писателей от газетных дел и попросту послать на фронт бойцами.
Коммерческих магазинов до сих пор нет. Всеведущие бабы в очередях говорят, что их и не будет.
Была жена Полякова. Благодарила за совет не ездить в Ефремов, который я ей дал еще летом. Он оказался в руку, так как немцы побывали в ее деревне. Выхлопотал ей карточку, она получала под Москвой лишь 400 г хлеба и больше ничего, а колхозники вообще ничего не получают.
Сегодня 191 день войны. Что бы ни было у немцев в запасе, дело их плохо. Говорят, что в Москве уже разбирают баррикады.
Еголин уже здесь. Снова возглавляет процесс переселения писателей.
30 <декабря>
Сегодня радио работает полным ходом. Сначала объявило тревогу, а потом известило о победе: мы сделали десант и взяли Феодосию и Керчь. Это очень важный симптом, признак нашей силы и новой слабости немцев.
Сейчас читают телеграмму Сталина с приветом генералам.
Тревога была недолгой, но со стрельбой, довольно близкой.
Говорил по телефону с Еголиным. Говорит, что 10-го января начнет работу литературный факультет МГУ (бывший ИФЛИ). Хотел зайти.