— Опасно? Ну как тебе сказать?.. Туда точно не стоит ехать в одиночку, потому что там миллион человек, и все стараются за одни выходные оторваться на год вперед. Не то чтобы я видела там враждебный настрой, но отморозков везде хватает, сама знаешь.

Я кивнула. Она продолжила:

— Атмосфера там, конечно, особенная. Гластонбери — удивительный волшебный мир. Это не похоже ни на один фест, где мне приходилось быть. Но, конечно, нужно быть немного хиппи в душе, чтобы по‐настоящему проникнуться тамошней атмосферой. Это одно из последних мест на земле, где все ради музыки.

Да, кстати о музыке. Я люблю музыку, я не могу жить без нее. Но на концерты не хожу. Музыка, живая и обжигающая, заставляет меня думать о вещах, которые лучше забыть. О тебе, например, и о том, почему папа не стал искать тебя. Рок-концерты — это как оральный секс, тот момент, когда начинает коротить пальцы ног. Я никогда не захожу дальше, я боюсь потерять контроль над своим телом и мыслями, в этот момент я всегда отталкиваю партнера и иду умыться холодной водой.

Рок — это искусство, а не молитва; чтобы быть его адептом, не обязательно принимать его дары, бить в бубен посреди поля и приносить жертвы. Оказываясь на концерте, я обычно стою у бара с пивом и читаю свой фид в фейсбуке или болтаю с барменом. Что угодно, лишь бы не дать музыке проникнуть под кожу. Потому что настоящий рок заставляет чувствовать, страдать по‐настоящему. А это все равно что слезы или секс: слишком горячо и слишком интимно, чтобы демонстрировать на публике.

В этот момент я понимаю, что губы Лоры еще шевелятся, она что‐то говорит, но я так далеко ушла в собственные мысли, что даже не слышу собеседника, как это часто бывает со мной. Она заканчивает на вопросительной интонации. Я киваю. Она повторяет вопрос:

— А почему ты вдруг решила спросить?

Правда в том, что я никому не рассказываю о тебе. Ненавижу, когда меня жалеют, ненавижу быть маленькой и несчастной. То есть, конечно, люблю, но только наедине с собой. Поэтому, кстати, после той ночи я и не заявила в полицию и даже не рассказала службе охраны в общежитии о том, что со мной произошло. Я Ника, дочка русского бизнесмена; я мою голову каждый день и никогда не опаздываю; я блестящая студентка, перед которой открыты все пути. Моя темная сторона принадлежит только мне. Никому не нужно знать, как последние месяцы я просыпаюсь в четыре утра, охваченная необъяснимым ужасом, и мне кажется, что из темноты на меня кто‐то смотрит, или как я потом успокаиваю себя, слушая затертые до хрипа диски на старом CD-плеере, укрывшись одеялом с головой. Да и что мне сказали бы копы? Только то, что я виновата во всем сама. Но сейчас все было иначе, это было не нытье и не способ привлечь к себе внимание: мне требовалось чужое объективное мнение, не замутненное. Мне надо было спросить Лору о тебе.

— Можно? — Я нагнулась над Лориным ноутбуком, нашла видео и нажала на «плей».

— Это моя сестра. — Я ткнула пальцем в экран.

— Брендон Флауэрс — твоя сестра?

— Нет, девушка сзади. Это Женя, моя сестра.

Лора сдвинула брови.

— Ого, прикольно! Твоя сестренка тусуется с крутейшими рокерами за кулисами главного музыкального фестиваля планеты. Правда, это 2007 год.

— Только вот у меня больше нет сестры. — Мой палец был все еще прижат к экрану.

— А это тогда кто? — Лора растерянно смотрела на меня. — Типа твоя духовная сестра? Ника, я что‐то не догоняю.

— Это моя сестра, но она пропала без вести. — Я провела пальцем по дате под видео. — В 2007‐м, накануне того, как было снято видео.

— Ничего себе! Ника, мне так жаль. — Лора похлопала меня по плечу. — Как это произошло?

Видно, сказались недели одиночества, проведенные взаперти в комнате под одеялом, потому что от этого незамысловатого человеческого контакта внутри у меня будто открылся шлюз. Я говорила и говорила, даже не задумываясь о том, насколько сбивчивым получалось мое повествование.

— Эта девушка — моя сестра, ее зовут Женя, но она любила, когда ее называли Джен. Она старше меня на восемь лет. Когда ей было девятнадцать, она уехала в Англию изучать кинематограф. В 2007 году, летом, она пропала без вести. Я точно не знаю, в какой именно день, потому что была тогда в отпуске с папой и мамой, мы не звонили ей две недели. А когда вернулись, ее телефон был уже выключен. Есть видеозапись, как она стоит на автобусной остановке с рюкзаком. А потом как будто растворяется в воздухе. Куда она уехала, никто не знал — до сегодняшнего дня.