Мэрия была в двух шагах, но они все же сели в машину: Ивана еле держалась на ногах. Она ни словом, ни стоном не пожаловалась на пытку, перенесенную в чане, но было видно, что ее тело слабее, чем дух.

На улицах Бразона пахло гарью, в воздухе летали хлопья пепла. Рыжее небо над крышами не оставляло сомнений: на склонах долины горело множество костров. Ньеман вел машину на малой скорости, слушая Ивану, которая слабым, почти беззвучным голосом рассказывала о недавно пережитых часах. Особенно подробно она описала странную больницу Диоцеза, где содержались ненормальные дети секты: судя по всему, их было там немало.

Майор внимательно слушал ее. Вот оно — блестящее подтверждение его гипотез, а также объяснений Антуана. Спариваясь только между собой, Посланники создавали нечто вроде «чистой» расы и при этом производили на свет больных, уродливых детей. Кто же пользовал этих несчастных малышей? Конечно, Патрик Циммерман; однако Ивана никогда не слышала от адептов инцеста упоминаний о нем. И архивы бразонской мэрии также не содержали никаких сюрпризов на этот счет. По крайней мере, те, что были доступны широкой публике.

Все тот же зал в подвальном помещении: оштукатуренные стены, запыленные плафоны. Ряды полок, гнущихся под тяжестью тысяч туго набитых папок. И только одна любопытная деталь: не все они были одинакового цвета. В течение многих лет служащие явно использовали любые обложки, попавшиеся под руку, — красные, синие, зеленые, — притом без всякой системы, как придется. И даже в здешнем воздухе витал, словно неясная угроза, запах гари.

Ньеман и Ивана прошли между стеллажами — сторож вручил им ключи и ушел, ему не терпелось лечь спать. Стефани Деснос они обнаружили в дальнем конце зала, в углу, занятом всего одним длинным столом. Она стояла перед штабелями папок, из которых выбирала отдельные листы.

Майор давно уже не видел Стефани при свете и был поражен ее побагровевшим лицом: казалось, у нее внутри горит электрический фонарь. Наверняка это было следствием холода, стресса — или возбуждения от важной находки.

Ньеман в нескольких словах познакомил женщин. Он ожидал, что это выльется в дуэль амазонок, но ошибся. Они с первого же взгляда поняли друг дружку и заключили молчаливое соглашение на основе женской солидарности (давно пора было приструнить его — этого старого лысого козла!).

Ньеман невольно отметил контраст — не между женщинами, а между ним с Иваной и Деснос. Стефани сняла свою парку и осталась в толстом синем пуловере. Рядом с ней они оба напоминали пару бродячих собак: он — весь в грязи, Ивана — одетая как бомжиха, в куртке и штанах из разных комплектов.

— Ну, что ты тут нарыла?

Деснос отстранилась и обвела рукой документы, разложенные на столе:

— Смотрите сами.

— Слушай, мне сейчас некогда разгадывать кроссворды.

Стефани вздохнула:

— Это свидетельства о смерти. Все они подписаны Патриком Циммерманом.

— Ну и что? — спросил Ньеман, подходя к столу.

— В большинстве случаев речь идет о детях младше тринадцати лет. О детях Посланников.

Ивана сообразила быстрее Ньемана, схватив один из документов:

— Это наверняка те дети, о которых я вам рассказывала.

Деснос вопросительно взглянула на них, и Ньеман кивнул своей подчиненной, разрешая говорить. В нескольких словах Ивана рассказала о посещении тайной больницы Диоцеза и о проблеме рецессивных болезней.

Ньеман, в свою очередь, просмотрел несколько свидетельств: все больные, как ни странно, носили немецкие фамилии.