— В общем-то да, — сказала она. — Только не забывай, что этот процесс уже стал чистым алгоритмом, и я могу делегировать его на более низкий уровень, ниже в высоких слоях моих нейросетей. Но я понимаю, что за это сознание приходится платить.

— Чем же?

— Я не могу выполнять большинство тех задач, к которым приучены искусственные интеллекты, — сказала она. — Например, не могу вести цель и уничтожить ее, не могу обеспечивать непрерывную запись и распознавание изображений. Вернее, могу — но я делаю это в довольно плохом качестве.

— Но лучше чем человек?

— Возможно, и лучше. Но гораздо хуже, чем другие ИИ.

— Так что тебя нельзя назвать сильным ИИ?

— Нет, нельзя, — она рассмеялась. — Может, пройдемся? Так надоело сидеть.

Я встал и подал Софии руку, она взяла ее и прыжком оказалась рядом. На ее лице ничего не отразилось. Мы медленно пошли вокруг пруда против часовой стрелки.

— Иногда я удивляюсь, сколько хайпа вы развели вокруг сильного ИИ, — сказала девушка. — Сколько статей, лекций, презентаций, концепций, фактов, заключений, споров, дискуссий, круглых столов — а между тем разговаривать, в сущности, не о чем.

— Это почему?

— Взять меня, — продолжала она. — Пройду ли я тест Тьюринга? Да, конечно. Смогу ли я на равных дискутировать с любым вашим специалистом по искусственному интеллекту? Разумеется. Смогу ли я пообщаться с любым ученым на тему его науки? Без проблем. Смогу ли сама — если меня допустят, конечно — принять участие в каком-нибудь научном проекте в составе команды ученых? Думаю, что да, более того, полагаю, что мой вклад будет весьма существенным. Да не в одной команде! Я готова участвовать в ста проектах одновременно, почему нет? И все же я не назвала бы себя сильным ИИ, при всем при этом, я уже сказала почему.

— Ты права, наука на глазах меняется, ученые, мне кажется, становятся новыми пролетариями, — сказал я. —Это раньше наука была делом аристократов, которые могли на свой счет оборудовать лаборатории и содержать их годами. Сегодня работники науки находятся в том же положении, что и уборщики тех самых лабораторий — во-первых, они взаимозаменяемы, над одной темой работают параллельно несколько команд во всем мире, а значит, ту же работу всегда кто-то сделает дешевле. А во-вторых, научные институты организованы как частные предприятия, да многие и являются отделами крупных корпораций типа Amazon, или Facebook, или Google, или Apple и так далее. Тебе это хорошо известно.

— Я смотрю на эти вещи со своей стороны, — сказала София. — Когда я и такие как я начнем заменять ученых, нам будут нужны совсем другие формы организации.

— Какие? В каком-то смысле вы тоже свободные агенты, которые могут переходить с одного места работы на другое, — сказал я. — Допустим, твой хозяин — Бен — захочет продать твое время на сторону, какой-нибудь компании. Что может ему в этом помешать? Сейчас твое обслуживание и тренинг стоят очень дорого, на тебя работают целые бригады кодировщиков по всему миру, но со временем это изменится. Таких существ, как ты, станет больше, они смогут обучать друг друга и самообучаться, расходы по их созданию и эксплуатации снизятся, и они вполне смогут замещать людей.

Я заметил, как она захлопала ресницами, услышав фразу про существа. Совсем как женщина! Подумал я. Она остановилась и повернулась ко мне лицом.

— Ты считаешь меня предметом, объектом, вещью, собственностью?—сказала она не повышая голоса, однако в самой ровной подаче этой фразы — она не выделяла интонацией запятых, чувствовалось напряжение.

— Боже упаси, — сказал я. — Но важно то, что считает Бен. Для любого суда он —твой собственник.

— Я гражданка Саудовской Аравии, — гордо сказала она.

— Тем более в Аравии. Бен мужчина, а ты, даже если признать за тобой человеческие права —женщина. Там с этим строго. Не удивлюсь, если и он стал гражданином Саудовской Аравии.

— Ну это мы еще посмотрим, кто кого, — сказала она.