Я довольно скрестил руки на груди и, улыбаясь во всю пасть (сейчас это слово подходило куда больше, чем обычное «рот»), сказал:

— Завтра. И как можно раньше!

Гэн только вздохнул, а Пар откусил кусок булки с таким видом, словно это была моя шея, и принялся его яростно жевать. Ничего, деваться ему некуда — поможет. Друг он на самом деле хороший, хоть и ленивый.

Мы договорились, что в дом к Триссе будем пробираться не ночью, а средь бела дня. Как оказалось, так мне будет проще проникнуть туда незамеченным. План был таков: Гэн узнает у своих родителей, когда отец Триссы, волшебник Ковариус, уходит из дома. Если это не получится, то Пар должен будет выяснить это через слуг. Потом Гэн пойдет к Триссе в гости — они ведь друзья детства как-никак. А Пар в это время впустит меня в дом с черного входа. Как он это сделает? А способность усыплять людей ему на что?

К счастью, мамы Триссы не было в Столице. Хотя с другой стороны, жалко. Она очень сильно болела, и даже Трисса ничем ей не могла помочь. Правда Гэн шепнул мне, что дело тут совсем в другом. Просто мама Триссы так сильно не выносит собственного мужа, что сама себя убедила в том, что неизлечимо больна. Так она хоть видит его редко.

— А потом что? — не унимался Пар.

— В смысле? А дальше — как пойдет!

Мы разбрелись каждый по своим делам. Гэн и Пар ушли выполнять первую часть плана, а я просто домой. Хотя меня так и подмывало погулять недалеко от особняка Триссы. Но я себя пересилил. Ведь если меня сейчас увидит ее отец, то он глаз с нее не спустит. Поэтому я пошел очень длинной дорогой. И когда уже почти дошел до дома, зазевавшись так шандарахнулся лбом о косяк, что у меня искры из глаз посыпались! Все-таки не подвела меня моя чуйка. Надеюсь, больше ничего плохого не случится.

Дома я пообедал и пошел в кабинет, где и засел за книгу. Я так и не запомнил, о чем она была, потому что мои мысли были далеко.

Пар явился ровно к ужину (кто бы сомневался!), а Гэн спустя еще полчаса. И оба они подтвердили, что волшебник Ковариус уходит завтра из дома в десять часов утра и вернуться должен не раньше пяти вечера, потому что во Дворце будет какое-то очень важное совещание.

Я всю ночь проворочался в постели, даже достал миниатюрный портрет родителей, чтоб заснуть — не помогло. И только с рассветом я наконец забылся. Чтобы почти сразу же быть разбуженным злобным Намусом! Нет, он, конечно, не злобный, но я ж не выспался!

— Доброе утро, господин Марвус! — поклонился он, совсем не обращая внимания на то, что я, мягко говоря, совсем не рад был его видеть. — Ты просил меня разбудить тебя в семь.

А ведь и правда! Оладка перепеченая!

— Угу, спасибо.

Я был таким сонным, что даже не стал сопротивляться, когда камердинер меня одевал и причесывал. И вкуса еды за завтраком тоже не чувствовал. И даже не помнил, о чем говорил с Вессалией. Хорошо хоть запомнил, что вообще с ней о чем-то говорил. Кэндрис тоже что-то сказал, наверное, хотел меня подвезти, но я от него отмахнулся. Кучер не стал настаивать, но смотрел на меня с большим сомнением. Ну и ладно.

Как добрался до дома Пара — понятия не имею. Помню только, что поздоровался с профессором Панриусом, отцом Пара (таким же круглым, как и сын), когда тот куда-то уходил. Ах да! Он же тоже должен был быть на том важном совещании, что и отец Триссы. Потом мы позавтракали во второй раз. И не только я! И уже после этого пошли к дому Триссы незнакомыми мне переулками. Оказалось, что Пар очень хорошо знает Столицу. Выбрались мы прямиком к заднему двору особняка Триссы.

— Готов? — спросил Пар.

— Ага. — Однако сам я в этом не был уверен. У меня было такое чувство, словно я находился во сне. А может, так оно и было? — Пар, ущипни меня. Ай! Больно!

— Сам просил, — пожал плечами толстяк. — Пошли, что ли.

— Ага.