А Корнелиус лежал неподвижно. Его стеклянные глаза были распахнуты и глядели в потолок. Его тонкое одеяло еле-еле приподнималось, когда он дышал.
— Это моя вина, — сказала Сомалия. Скорее себе, чем мне. — Это моя вина.
Еще какое-то время мы сидели в тишине. У меня все тело затекло, но я боялся пошевелиться.
— Он мог бы еще жить. — Снова послышался голос Сомалии, только еще более тихий, и мне пришлось подвинуться ближе. — Но он не хочет.
Она снова замолчала. А еще где-то через полчаса Корнелиус вдруг захрипел, все его тело напряглось, а потом расслабилось и стало совсем тихо.
— Все.
Сомалия встала, все еще держа руку Корнелиуса, наклонилась, чтобы поцеловать его в лоб, а потом отпустила его ладонь. Она еще немного постояла рядом, закрыла его глаза и погладила по щеке. Потом она подошла к окну, распахнула его и обернулась ко мне:
— Больше я сюда не вернусь. Спасибо.
Она забралась на подоконник и спрыгнула вниз. Я подбежал к окну, чтобы посмотреть, куда она делась, но там никого не было. На Корнелиуса я старался не глядеть. Хоть мне он никогда не нравился, мне все равно было его жаль. К моему горлу подступил комок, а на глаза навернулись слезы, но я их сдержал. Профессор Сомалия… Надеюсь, я правильно поступил.
На душе у меня было тоскливо. Еще и года не прошло как умер мой дед, а теперь не стало и Корнелиуса. И все же невероятно прекрасная звездная ночь и прохладный ветерок напомнили, что я-то все еще жив.
Глава 18
Новость о том, что этой ночью умер Верховный волшебник застала всех врасплох, ведь никто из школяров даже не подозревал, что с ним что-то не так. Ну, устал дедок. С кем не бывает? Оказалось, что все было намного серьезнее.
Занятия на сегодня отменили, а нам запретили выходить из своих башен и коридоров. Единственное, что было сегодня хорошим, так это то, что в Столовой дежурила Тетушка Тама.
Завтрак проходил в молчании, и даже Пар не просил добавки. В Столовой как обычно не было Энны. И Корнелия с Гавриусом тоже не пришли, но это и понятно.
Гэн заметил, куда я смотрю и тихонько сказал:
— О-они уезжают. Их родственники забирают.
— Надолго?
— Г-гавриус сказал, что надолго. Может даже на год.
Оладка перепеченная! А я как раз собирался его во всем обойти! Скучать я буду, вот что. Хотя если я так из-за Носатого расстроился, то как тогда себя Гэн чувствует? Он же до сих пор Корнелию любил. Да уж, вон даже ложку мимо рта несет, а ведь сегодня Тетушка Тама превзошла саму себя. Или это так кажется по сравнению со стряпней Вредной Эльзы?
— Ясно, — сказал я и откусил кусок пирога. Вкуснотища!