— Мой брат — мертв! — выкрикнула. — А ты никогда не займешь его место!

— Хоть в этом мы с тобой совпадаем, — с ненавистью, презрительно бросил Паша, от чего у меня по спине пробежался неприятный холодок. Захотелось передернуть плечами, только я не планировала показывать свою слабость перед этой мерзкой парочкой.

— Ох, бедненький мой, как же тебе не повезло, — стала лебезить Натуся в объятиях Пола. — Но я знаю, как тебе помочь забыть об этой… Проблеме.

И парочка действительно направилась к лестнице. Пожалуй, мне бы стоило радоваться. Только почему-то хотелось плакать.

Парочка медленно, словно танцуя, начала удаляться, когда сзади послышались тяжелые шаги. Сразу стало понятно, кто приближался.

— Павел, ты куда собрался? — громогласно прозвучал голос отца за моей спиной, отчего я непроизвольно вздрогнула и подобралась. — У нас семейный обед, между прочим. Тебя еще вчера предупреждали.

Как любопытно! А за сколько дней вообще спланировали мое возвращение в “семью”? С учетом Сонечки, уж не думаю, что процесс был простым и быстрым. И чья это вообще была идея? Мажоры же синхронно замерли: Натали вцепились в ладонь Пола, который нехотя развернулся на звук. Невольно посмотрела на лица этой парочки: перепуганная рыжая курица и недовольный на морду дебил.

— Мы еще не семья, Андрей, — не скрывая раздражения, отозвался Макс. — Когда женишься на моей матери, тогда и поговорим.

Обстановка накалялась и мне отчаянно хотелось сбежать отсюда куда подальше. Никогда не видела смысла в семейных разборках на тему “кто бОльший дурак”.

— Ты живешь в моем доме и за мои деньги, щенок! — рявкнул папенька, что даже мне стало не по себе. Однако, я продолжала смотреть на Максимова, наблюдать за тем, как играли желваки у него на лице, как он со злостью сжимал руку рыжей курицы, из-за чего та корчилась от боли.

Пожалуй, лишь одно это зрелище стоило того, чтобы задержаться и понаблюдать. Не то, чтобы я бы за пропаганду садизма, но вот мерзким мажорам чего-то хорошего пожелать уж точно язык никогда не повернется.

— Не волнуйся, при первой возможности я верну тебе этот долг, — процедил, сквозь зубы, Пол.

А меня снова передернуло от смешанных чувств. Потому что, прозвучавшая с явной угрозой фраза, словно стрела, выпущенная из лука, прилетела в меня. И, что еще хуже, я случайно столкнулась с холодным, полным отвращения стальным взглядом. Внутри меня все оборвалось и стало так больно! Сколько бы я ни уговаривала себя, что тип передо мной не Макс, но детскую, глупую, все еще влюбленную душу в образ мальчика из прошлого, не обманешь никакими аффирмациями.

Пшеничные, чуть отпущенные в модной стрижке волосы, выигрышно подчеркивали серые глаза, красивое, без мальчишеской угловатости и слащавой смазливости лицо с едва заметной, должно быть, вчерашней щетиной. Высокий, широкоплечий, такой, за спиной у которого хотелось бы спрятаться от всего звездеца, происходящего вокруг. Только незримая аура презрения, непонятной мне ненависти к моей особе никогда не позволит даже признать подобное вслух, — не то что сделать. И плевать, что память услужливо при каждой возможности рисовала образ мальчика с выгоревшими на солнце прядками, со звонким, еще далеким до ломки голосом, вечно насмешливым взглядом и коронным “Прищепка!”.

— Надо было оставить тебя в кадетском корпусе, как и хотел твой отец, — устало бросил мой родитель.

Грустно усмехнулась про себя. Возможно, мажору бы пошло на пользу военное училище. Я ведь научилась быть… другой. Только никогда не смогу поверить в то, что моя мама хотела бы для меня такой жизни.

— Было бы удобно и от меня избавиться, да? — колко отозвался Максимов. — Может, просвятим твою сиротку, зачем она здесь, а, папочка? Или ты думаешь, что я такой идиот и не способен сложить два и два?

Внутри меня все сперва замерло, а затем оборвалось, потому что я обернулась на отца и увидела на его лице что-то среднее между растерянностью и обреченностью по знаменателю сочувствия.

Я что индюшка, которую должны приготовить на Рождество? Ведь в декабре мне стукнет восемнадцать…

— Давайте к столу, — разрушил гнетущую тишину противный голос Сонечки. — Сыночек, ты куда?